Кто интересуется, почитайте. Я не помню откуда это. Может, кто знает, подскажите.
Я плакал от смеха. И, главное, - все верно до последнего слова.
Сергиус, не ругайтесь, что так длинно. Зато - прикольно! А кто не хочет, все равно читать не будет.
Архипелаг ВСЕХБ
I
Как-то в силу того, что я принадлежу к внеденоминационной церкви, мне тонко намекнули, что я, в общем-то, некомпетентен в вопросах, связанных с ВСЕХБ/РСЕХБ. На самом ли деле это так, даже я сам судить не берусь, но тот факт, что я несколько лучших лет своей жизни провел в служении именно в этом союзе, уже говорит сам за себя; а то, что я не смотрю ни на прошлое, ни на настоящее, ни на будущее через розовые очки "братства", конечно, не понравится тем, для которых это самое "братство" стало большим и красивым идолом.
Когда я стал ходить в собрание, то неудивительно, что и мои манеры, и речь, и внешность выдавали во мне внешнего. Тогда мне очень хотелось стать таким, как все, одним из других, как можно скорее. Хотелось быть своим на этом празднике жизни. И я даже об этом молился... Теперь, много лет спустя, я задаю себе этот самый вопрос, "Зачем?", но уже с большим опозданием.
Солженицын в своем "Архипелаге" писал, что заключенные ГУЛАГа фактически образуют особый народ, со своей культурой, языком, внешностью... Но никто еще не написал повесть "Архипелаг ВСЕХБ", никто еще не провел параллели между народом и типичным баптистом, у которого своя феня, свой шансон и свои же телогрейки.
До моего воцерковления (небаптистское слово, я его выучил уже живя в США, но я его использую для описания приобщения к особому миру баптистской жизни, как противовес приходу к Христу) я имел вполне нормальную речь, характерную для интеллигента того времени; после же этого воцерковления, когда я позволил сломать себя, я забыл, как правильно говорить (ну старался я перенять это), "церквям" или "церквам", но от этого не страдал, ибо на такую мелочь внимания не обращалось, а некая юродивость речи была явным признаком духовного роста.
Я помню проповедь одного брата, который настаивал на том, что речь баптиста должна отличаться от "мира". Для основания такой мысли было использовано место из Евангелия, даже не просто вырванное из контекста, но и просто грубо искаженное сим проповедником с неполными восемью классами образования. Место было взято из Евангелия от Матфея, гл. 26, ст. 73: "точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя". Тогда я, будучи на стадии ницшевского верблюда, принимал все слова проповедников за чистую воду. Таким образом, баптистская субкультура открыто проповедовалась с кафедры уже тогда...
Став "приближенным" (это звание мне далось, когда пресвитер разрешил мне не каяться в церкви, но помолиться вслух в знак моего полного обращения), я понял, что до того, как я приму крещение, я являюсь никем, изгоем, негром. Мне запрещалось участвовать в хлебопреломлении, иногда целоваться ритуальным приветствием (об этом чуть ниже), участвовать в служении (разрешалось в виде исключения рассказать стихотворение), петь в хоре, и вообще систематически напоминалось о моей ущербности и неполноценности. А так как я был единственный "из мира", то каждый считал своим долгом нарисовать мне картину о том, какой прекрасной моя жизнь стала теперь и какой мерзопакостной она была до этого. И со вздохом обычно делался очень глубокомысленный вывод: мол, да, в миру одна мишура.
Но все-таки я был "приближенным", что является эквивалентом армейского "черпака", - еще не "дедушка", но уже и не "молодой". Удивительно, как солдатский табель о рангах перекочевывает во все области жизни советских людей, даже в церковную жизнь. Можно было поучить "молодых", то есть тех, кто еще не "покаялся", и позаискивать перед всякими дедушками-дембелями. Элемент казармы в церкви... Об этом еще стоит поговорить, тут столько параллелей, что невольно спрашиваешь себя снова и снова: "А как это может быть просто совпадением?"
Вообще, отдельное место надо отвести баптистским речевым штампам - это явление выдающееся. Ну, взять хоть словосочетание "принимать крещение". Совершенно непонятно, почему крещение надо принимать, а не креститься. Ведь учат же, что крещение означает погружение, но никому ведь не придет в голову утверждать, что погружение принимают. Хотя я думаю, что хотя с позиций русского языка и можно оправдать такое выражение, но оно является каким-то лицемерно-официальным, люди так не говорят, - это все равно, что, рассказывая о своей свадьбе, говорить: "Мы совершили бракосочетание". Хотя и последняя фраза употребляется в ЕХБшных кругах... Но непонятно, почему надо совершить молитву, а не молиться? Почему надо вступить в брак, а не жениться? Почему сестра служит стихотворением, а не рассказывает стихотворение? Да потому, что в архипелаге свой диалект. Начни говорить по-другому – и все сразу поймут, что ты здесь чужой.
Интересно отметить, что ругательные выражения баптистами не употребляются. Ну, говорит же Писание, что не может из одного источника течь горькая и сладкая вода, а каждый читает себя источником воды сладкой. Но не беда - частью баптистской субкультуры стали особые ругательства, которые очень благочестиво звучат и носят маску учтивости или доброжелательности. Типа того, что "я помолюсь о твоем духовном возрастании" - это означает, что говорящий желает тебя унизить, заявив о твоем невозрастающем состоянии; а прилагательное "невозрожденный" означает "нечистый, проклятый, недостойный". Причем, если справляются о чьем-то духовном состоянии, то подразумевается, что объект вопрошания проявлял несистематичность в посещении собраний и, таким образом, никогда не сможет стать таким же совершенным, как и вопрошающий.
Вместе с тем, отдельные слова баптистами игнорируются. Например, совсем не важно, что бормочет кающийся во время обряда покаяния возле кафедры. Хорошо, если его речь прорывается воздыханиями "Господи, прости…", остальное вообще неважно. Не придается значения и молитвам нездоровых энтузиастов из рядов. Кстати сказать, обычно такие молитвы представляют собой лишь набор бессмысленных штампов, но иногда импровизация увлекает совсем не туда. Но это не имеет значения, это все равно никто не слушает, а по окончании все с облегчением скажут "Аминь!" (что означает "Ну надоело уже!"). Кстати сказать, такие молитвы из рядов зачастую используются как средство протеста против политики руководства или как средство массовой информации враждующих кланов. Это вообще история особая.
Вообще говоря, проповеди тоже никто не слушает. Конечно, бывают и исключения, когда заезжает какой-нибудь языкастый краснобай, но это только тогда. Обычно слушание проповеди сопровождается благочестивым машинальным киванием в хасидском стиле и отвлеченными блуждающими взглядами. Этой самой проповеди придается мистический смысл: одному факту присутствия в это время в собрании негласно придается статус таинства. Конечно, так никто не учит, но это является тем, о чем все знают, но никто не говорит. Те "духи", которые стараются вынести какой-то смысл из сказанного в трех-четырех проповедях во время собрания, обычно долго пытаются примирить в себе абсолютную бессмыслицу и взаимные противоречия, которыми наполнены сии произведения искусства аборигенов. Помню, как один приезжий проповедник из Казахстана учил, что Христос, де, согрешил, а слушатели восторгались его красноречию.
Еще один интересный элемент. На некоторые слова есть табу, и на употребление таковых существует негласный запрет. Такими "неверующими" словами являются "здравствуйте" и "спасибо". Вместо них принято говорить "приветствую" и "благодарю", а по употреблению этих слов судят о принадлежности к людям, отождествляющим себя со странным акронимом ЕХБ. Надо сказать, что некоторые условности разнятся от места к месту, хотя миссионеры-энтузиасты и стараются распространить их. В церкви, где я являлся "черпаком", таким словом было "рюмка". Когда совершалось хлебопреломление в узком кругу, то большой чаши было многовато, но использовалась именно рюмка, которую не называли вообще никак. Когда я по неофитской неопытности назвал сей предмет рюмкой, на меня посмотрели так, как будто я произнес какое-то страшное непотребство. Да, и кроме того некоторые активисты старались добиться запрещения наименования ржаного хлеба "черным", но это начинание особой поддержкой не пользовалось. Но ничего, не оно первое, не оно и последнее, - баптистская феня превратилась во вполне стойкий диалект, применение которого сходно разве что с употреблением церковнославянского языка в православии и латыни - в католицизме.
"Спевка" - это вообще явление уникальное, как уникально и название. Надо сказать, что хор - это некий элитарный круг избранных, которым гарантированы удобные бронированные места в собрании. Да и быть "хористкой" является высшим почетом и максимальной ступенью роста для женщины в баптистской общине. Кстати, по этой же причине ансамбли поклонения с трудом приживаются - сварливые пресвитерши зачастую не выносят конкуренции. А вот "проповедники" на хористов поглядывают свысока, как на ефрейторов. При этом, конечно, они зачастую награждают их званием "левитов", скромно намекая на свое служение по чину Аарона. Интересно отметить, что хор - это дело пожизненное. Редкостному регенту (баптистское слово для дирижера) удавалось высадить из хора какую-нибудь излишне деловую сестру без слуха и голоса, да и то с огромным количеством неприятностей и благочестивых проклятий. Так что регенты предпочитают с этим не связываться, жертвуя качеством пения во имя собственной тихой и беспечной жизни.
Само понятие "молитва" в баптистской среде носит иное значение, чем в православии, и в тоже время удивительно похоже на православное. Оно более, чем православное понятие, приближено к изначальному значению, то есть «мольба к Богу». Но тут различия и заканчиваются. Баптисты формально отказались от заученных или записанных молитв. Но так как выдумывать всякий раз, о чем молиться, представляется невозможным, то повторы происходят каждые три-четыре молитвы, и такая "молитвенная речь" становится просто набором штампов-блоков, из которых молитва и строится. Молитва, таким образом, становится импровизацией на тему благочестивых высказываний и отличается от заученной молитвы тем же, чем и джаз от симфонии.
Также меня всегда удивляло увещевание проводить пятницу накануне хлебопреломления в посте и молитве, и хотя я и не участвовал в силу своего статуса "черпака" в хлебопреломлении, но от чистой совести старался соблюдать все благочестивые предписания, включая "пост и молитву" в пятницу. Быстро выяснив, что "пост" представляет собой полный отказ от пищи и воды, а пятница длится 24 часа - от полночи до полночи местного времени, я решил следовать сему установлению, вооруженный сим знанием. Осталось только понять, как это, провести 24 часа в молитве, - я мог изложить все мои нужды перед Богом где-то за две минуты, ну а за пять - вспомнить всех родственников, друзей и знакомых. А тут 24 часа. Обратившись с этим вопросом к диакону, я получил ответ: мол, молиться надо сердцем, только к пятидесятникам не ходи. Ответа на вопрос, что значит "сердцем", ни у кого не было, и я подозреваю, что пятничное бдение у всех сводилось максимум к пятиминутному повторению заученных фраз. Но к пятидесятникам я в ту пятницу так и не пошел.
Стоит остановить внимание на термине "братство". Вообще, в среде ЕХБ термин "брат" или "сестра" применим к любому человеку, имеющему статус "приближенного" и выше. Иногда "приближенных" не считают братьями, но это в редких случаях и обычно по чьим-то личным убеждениям. Зачастую обращение "брат" имеет официозный характер, особенно если оно заменяет имя. Как и в других терминах, смысл этого слова выхолощен до основания; употребляя слово "брат", никто и не задумывается о родстве во Христе, - это слово просто стало эквивалентом коммунистического "товарищ", а штамп "братья и сестры" - просто словом-паразитом, заполняющим пространство в речи. Если же говорить о "братстве", то никто толком не знает, что означает это слово, тем не менее, оно активно используется. Иногда ему придается мистическое значение, иногда это идеализированое представление о деноминации, иногда - эквивалент Союза. Это слово, таким образом, является уникальным достоянием ЕХБшного словаря - без определения, без смысла, имеет мистическое значение и является негласным объектом поклонения.
Конечно же, говоря о диалекте архипелага, невозможно обойти такое понятие, как "мир". Очень часто можно услышать воздыхания о том, как плохо в миру и какие там беды, но, как и в случае с "братством", никто толком не знает, что же это такое, "мир". Этим словом описывается некий мистический антипод "братства", который надо ненавидеть с такой же силой, с какой надо любить "братство". Таким образом, перед нами какой-то культ, описываемый символом Инь-Янь, - "братство" невозможно без "мира", как и "мир" без "братства". Весь этот восточный мистицизм настолько наполняет жизнь архипелага, что без него нет и основной части культуры такового.
Используется это слово в самых разнообразных сочетаниях, например "ушел в мир", которые хоть и звучат как выхваченные из фильма "Андрей Рублев", но несут они совершенно другой смысл. Непосвященному человеку этого смысла не понять. Вообще, "мирской" является благочестиво-ругательским выражением и никогда не используется как положительное и очень редко - как нейтральное.
"Старшие пресвитера" (ныне "епископы") появились во ВСЕХБшной среде с незапамятных времен. Это явление, откровенно чуждое букве и духу баптистского вероучения, нашло плодовитую почву во ВСЕХБшной среде, где в понятии всех и каждого над каждым старшим должен быть более старший, а уж всем руководит некий самый старший понтифик. Иерархическая система управления была крайне удобной для сталинско-хрущевского аппарата контроля, а звание понтифика кочевало от Председателя к Генеральному Секретарю и обратно, в зависимости от веяний времени. К "епископам" и выше широко применяется термин "старшие братья", подчеркивая их превосходство перед "просто братьями"; кстати, говоря о "братьях", часто подразумевают не просто верующих мужского пола, но проповедников, а термин "старшие братья" применим и к пресвитерам, редко – к диаконам.
Звание проповедника человек получает в первый раз, произнеся проповедь с кафедры; это немало подпитывает самолюбие вне зависимости от того, что говорит тот или иной проповедник. Особым почетом является произнесение проповеди в воскресенье утром, когда вся церковь собирается на "основное" собрание. Уже упоминалось, что обычно проповеди почти не слушаются, исключением являются пересказы каких-нибудь сердобольных фикций.
Диакон в баптистском понятии - это младший пресвитер, что имеет не много общего с учением Писания о диаконах. Это первая официальная ступень в церковной карьере. Обычно в ЕХБшной среде диаконов избирают, чтобы проверить несколько лет, не выкинет ли он чего-то не того, а потом совершают над ними таинство рукоположения, через которое они получают официальное пожизненное звание диакона. Если проводить параллели с армейскими чинами, то диакон - это уже лейтенант, а когда просто проповедник - это как старшина. Диакона уже не так просто игнорировать, с ним считаются, он вхож к пресвитеру и имеет на него влияние. К тому же он считается априори духовным и авторитетным. Те, кто имеет виды на карьеру в церкви, стремятся к диаконскому званию; ЕХБшные неписаные правила требуют, чтобы кандидаты соответствовали набору критериев, гарантирующих верноподданность таковых всей системе архипелага.
II
Когда я закончил первую часть, у меня в душе появились некоторые сомнения. Я осознавал, что пишу я все это, не зная, кто и как будет все это читать, да и будет ли вообще... Но мне важно было написать это, даже хотя бы и для себя, ведь "это был такой долгий путь, и это был такой странный путь". Ровно десять лет назад я сделал свою первую Интернет-страничку, и тогда я, пригласив читателей в мой мир, попросил их не сорить там. Теперь же мне все равно - я не боюсь ни мусора, ни укоров. Мне незачем быть неискренним.
Итак, архипелаг. Встает вопрос: а должно ли быть так? Кто такие христиане, вообще, кто это такие, что делает их христианами, что их отличает от всех других, что у них особенного? Как-то невольно вспоминается Соловьев... А есть ли что истинное под грудой околохристианской мишуры, самое ценное, самое дорогое? Welcome to the jungle.
Я смотрю на фотографию своего собственного крещения. Что я тогда чувствовал? Да уже и не помню. Немного вспоминается и чувство собственного недостоинства, и какая-то восторженность от причастности к чему-то великому, и радость от нового звания "член церкви".
Теперь уже, спустя много лет, когда и мой сын уже был крещен в этом году (нет, не у баптистов), я вынужден признать, что не понимаю смысла этого титула. Писание нигде не учит, что крещение является чем-то, что изменяет положение человека перед Богом. Но в среде ЕХБ крещение является тем, что разделяет людей на своих и чужих. С того времени, как человек крещен, за ним закрепляется звание "член церкви", он вносится в списки местной общины ЕХБ, ему разрешается принимать участие в хлебопреломлении и ему может быть предложено какое-нибудь участие в служении. Но, вместе с тем, от него ожидается соответствие определенным стандартам, зачастую откровенно ничего не имеющим общего с Писанием и баптистским вероучением.
Крещение является событием, которое происходит только раз в жизни. Баптистов обычно нигде не перекрещивают; только отдельные озлобленные элементы после перехода в другую конфессию настаивали на своем повторном крещении в знак полного и окончательного разрыва с баптистами.
Писание говорит о крещении, но только вот где оно говорит об испытаниях, свидетелях, договорах, подписях и обязательствах? Когда встал вопрос о моем испытании, выяснилось, что для успешного прохождения этого самого испытания необходимо привести "свидетеля" из числа членов церкви. "Свидетель" должен был засвидетельствовать перед испытывавшими о моем возрождении через рассказы о моем богоугодном житии. Ну и, конечно, мне надлежало показать способность выучить наизусть некоторые контрольные места из Библии.
Одним из вопросов, заданных мне на "испытании", был вопрос о моей перспективе семейного положения. Убедившись, что у меня на данной момент нет подруги, старцы пригрозили мне отлучением, если я намерюсь решить этот вопрос вне церкви. Для придания всему этому большей весомости было приведено место из Писания "только в Господе" - 1-е Коринфянам, гл. 7, ст. 39. Сейчас бы я назвал такое "подтверждение" искажением Слова Божьего, но тогда это и вправду выглядело очень даже весомо.
Как выяснилось потом, не все на моем испытании было так уж гладко. За закрытыми дверями серьезно обсуждалось мое комсомольское членство, причем меня самого об этом самом членстве даже и спросить не удосужились. Все досталось моему свидетелю, который был вынужден прочитать обалдевшим братам лекцию об общей основе системы ценностей. Я сам об этом узнал только позже, когда мой свидетель мне об этом по секрету рассказал.
Итак, напялив в назначенный день халатик с грузиками по подолу (для благочинства внешности), я был окунут в воду после исповедания моей веры. С удивлением я посмотрел на то, что пресвитер поднял надо мной руку, задав мне вопрос о моем уповании; но тогда я просто подумал, что если поднял руку, то значит, так надо. Впрочем, тайна сия была решена вскоре - эта рука приземлилась у меня где-то в районе груди, и, повинуясь натренированному движению, я пошел под воду. Со мной особых происшествий тогда не случилось, а вот другой, не такой опытный пресвитер, крестив в тот же день одну из женщин, не смог полностью запихнуть ее под воду. Я, уже крещенный, наблюдал это, находясь подле другого пресвитера, который тихонечко прокомментировал: "Не крестил ведь!" Эта небольшая ремарка не давала мне потом заснуть - а что если и мое крещение было не совсем действительным? Что если какая-то маленькая часть и моего тела осталась там, на поверхности воды? Ведь это уже не будет крещением, а я не буду настоящим членом церкви...
Мне после крещения преподали вечерю. Меня немало удивляло это словосочетание, ибо до этого мне преподавали только сопромат. Вино на самом деле было не таким, какое я пил во времена буйной молодости, хотя и пришлось узнать кагор. Вечеря была преподана в большой бронзовой чаше (именно чаше, а не рюмке); пить из нее было неудобно, волны плескались где-то у меня под носом, и с непривычки я облился. Я был так взволнован, что не замечал, что в этот столь жаркий день пот у меня пропитал пиджак аж насквозь.
Настало время ритуального целования. Надо сказать, этот обряд меня очень удивил во время моего первого визита на собрание, когда один резвый браток поцеловал меня прямо в губы. До этого подобное действие мне приходилось наблюдать разве что около Большого Театра, куда мы пацанами бегали смотреть на голубых. Но после визита в удивительный мир ЕХБ это действие отдавало каким-то масонским таинством и стало казаться чем-то элегантным. Знание, как правильно целоваться, тоже определяет уровень духовности в глазах других посвященных. Если у кого-то это не получается или получается недостаточно проворно, то это ставит под сомнение частоту посещения собраний, а следовательно и духовный уровень. Но тут тоже надо знать меру. Как-то, будучи "черпаком", я захотел "поприветствовать" местного диакона; когда же мне было отказано в этой привилегии, я очень переживал. Он мне потом объяснил: мол, сначала скверну мира смой водами крещения... Ну, теперь-то я не "черпак" и могу целовать кого хочу!
Перецеловавшись со всем Братским Советом, я официально стал "членом церкви". Так началась моя воцерковленная жизнь.
Проповеди у меня особо не получались. В силу неопытности проповедовать мне давали исключительно на "второстепенных" собраниях, на которые собиралось около 20 процентов от посещающих "основное", то есть воскресно-утреннее собрание. В воскресенье вечером все собрание обычно представляло собой сонное царство, а однажды один из служителей просто уснул, сидя рядом с кафедрой. Мои проповеди были неприкрытым мучением как для слушателей, как и для говорящего. Но быть проповедником - это есть очень хорошо. Во-первых, когда все перед началом собрания занимаются поисками места в зале, проповедники собираются в так называемую пресвитерскую комнату, где спокойная обстановка, отдельная вешалка и мягкие стульчики. Перед собранием проповедники во главе с пресвитером (или же тем, кто руководит собранием) гуськом направляются опять же к мягким стульчикам, зарезервированным для них за кафедрой. Что-то есть особо почетное в этом шествии старцев... Часто приходилось слышать, что у баптистов нет разделения на "клир" и "мир"; у меня всегда проскальзывает улыбка, когда я слышу об этом. Пусть какой-нибудь "мирянин" сядет на стульчике за кафедрой, тогда мы увидим принцип всеобщего священства в действии.
Само собрание представляло собой три-четыре проповеди, между которыми или рассказывалось стихотворение, или же кто-то пел. То, что называлось "служением стихотворением", редко заслуживало внимания. Обычно чтец не удосуживался не то что выучить стихотворение наизусть, но и даже хоть как-то с ним ознакомиться. Поэтому смысл не доходил ни до слушающих, ни до читающего, а само стихотворение, записанное на ученической тетрадке в клеточку неразборчивым почерком, зачастую представляло проблемы и для самого чтеца. Но целью такого чтения было заполнение паузы между проповедями, что и достигалось на отлично.
Бесспорно, что культурность ЕХБшника определяется и навыками поведения в собрании, например, тонким чутьем момента, когда надо встать, а когда - сесть. Надо сказать, что для среднего члена церкви молитва сидя несет в себе элемент святотатства; поэтому очень важно, чтобы молитва не застала никого в сидячем положении. Иногда доходило до смешного: например, когда избранные кушали щи после собрания, то при молитве опоздавших все судорожно вскакивали, даже если и момент тот застал в самом неудобном положении. И в собрании очень важно не пропустить момент, когда руководящий выходит за кафедру, вернее, когда он встает со своего мягкого стульчика и становится на кафедру. Тут все встают. Встают все, и когда объявляется "общее пение"; уметь открыть сборник на нужном месте - это свидетельство духовного опыта, ну а уж знать слова наизусть - это вообще высший пилотаж. Если хор запоет что-то, отдаленно напоминающее молитву, то вскочить в это время является признаком особой духовности. Все эти нюансы не учатся в "школе молодого баптиста", а приходят с опытом и поэтому определяют, насколько иной гость является "своим". Часто на поведение смотрят, чтобы определить, что с иным гостем делать после собрания: благовествовать ему или пригласить на щи.
Те, кто будет проповедовать, избираются руководителем собрания, но обычно выбор тут небольшой. Иногда руководитель перед собранием орлиным взором оглядывает зал в поисках заезжих братьев, способных проповедовать. Критерием проповедующих обычно являются хорошо затянутый галстук-удавка и пиджак в стиле "поездка в город"; более близкий осмотр исследует запахи на предмет запрещенных субстанций - табака и алкоголя, и в случае негативного результата теста потенциальному проповеднику делается предложение после вопроса "Откуда?". Принято отказаться, принято и поупрашивать. И после всех формальностей таковой "проповедник" с почетом препровождается в пресвитерскую.
Собрание заканчивается ритуальным передаванием приветов. Предполагаются краткие фразы, вроде "привет от Татьяны Михайловны", или "привет из общины села Большие Пруды", и так далее. Но зачастую особо резвые женщины, чувствуя потребность выговориться, превращают эту фразу в десятиминутный рассказ о своих похождениях. У руководителя есть несколько отработанных приемов, как вежливо заткнуть подобных энтузиастов, ну а заканчивается все это словом "благодарим", сказанным хором. Это удивительный ритуал настолько неизменно повторяется от собрания к собранию, что и непонятно, как вообще можно без этого обойтись.
После этого произносится хоровая просьба передавать приветы от самой общины. Смысл всех этих приветствий от меня сокрыт и до сих пор. Приглашением к таковому священнодействию является сакраментальная фраза, которая так засела в моих печенках, что, наверное, теперь до смерти помнить буду: "Если кто будет посещать другие общины нашего братства, посещать больных, престарелых, просим передавать сердечный привет от нашей церкви". Потом следует хоровое "Просим!", объявляется информация о частоте собраний (хотя это расписание у всех уже в кишках сидит), и собрание заканчивается.
Зато начинается время целования. Никто не знает, откуда это взялось - то ли из-за подражания восточным обычаям древности, то ли еще от чего. По крайней мере, советским людям, столь любящим смотреть на Брежнева, смысл этого ритуала предельно ясен. Да, целуются только люди одного пола (в Польше пошли дальше - там целуются все); для такого приветствия есть тоже определенная техника, - сначала берут партнера за руку, а потом его подтягивают на себя этой самой рукой для поцелуя в губы. Иногда отказываются, ссылаясь на грипп. Сейчас, наверное, меня стошнило бы от одного вида такого "приветствия", ну а тогда ничего, глотал чужие сопли и не задумывался.
III
Существует универсальная проблема, существующая со времени грехопадения, имя ей стена. Стены строятся везде, ими делят всех и все до бесконечности, ими отгораживают преступников от общества и общество от преступников... ВСЕХБ стал своим миром, со своими проблемами, своими авторитетами, своими стремлениями, своими пороками, своей музыкой, своей поэзией, своим правом и своими законами, своей моралью и очень-очень многим другим своим. Этот микромир я и назвал архипелагом. Эти стены... Как же страшны они... "All in all you're just another brick in the wall."
Неизменной атрибутикой архипелага являются и весьма характерные празднества. Каждый праздник имеет свою специфику и смысл, сокрытый от внешних. Конечно, о смысле Рождества еще как-то можно догадаться, ну а уж такое празднество, как День Единства, является всецело уделом посвященных.
Иронией судьбы День Единства был первым праздником, на котором я присутствовал в ЕХБшном собрании. Тщетно тогда я пытался извлечь хоть какой-то смысл из сказанного на проповедях, мне не удалось понять, ни о чем этот праздник, ни какое основание у него, - короче, вообще ничего. Проповедники говорили о молитве Христа, чтобы его ученики были едины, и о том, как они едины, и тому подобное, но для меня это оставалось словами. Уже годы спустя я спрашивал у верующих, что они знают вообще сами-то об этом празднике. Только единицы смогли мне дать более-менее внятный ответ, остальные же мямлили какие-то общие фразы без смысла.
А между тем, этот день является празднованием начала ЕХБ, ВСЕХБ и всех от того производных всевозможных "ЕХБ". Основанием для празднования является желание увековечить создание Сталиным института ВСЕХБ через объединение разгромленных остатков евангельских христиан и баптистов в 1944 году.
Неприкрытая искусственность этого праздника с добавлением факта откола "инициативников" из-под власти сталинского аппарата ВСЕХБ сделала этот праздник второстепенно-формальным и незаметным. А о ЕХБшном взгляде на единство стоит поговорить особо.
Так уж получилось, что, по мнению аборигена ЕХБ, единство - это вхождение церквей в один союз, то есть организационное единство. Это, кстати, совершенно непонятно человеку с западным менталитетом, - ведь один из принципов баптистского вероисповедания предусматривает именно независимость индивидуальной церкви, а тут о единстве судится по некоему внецерковному элементу. Тот факт, что духовное единство приравнивается к организационной бюрократии, уже говорит о том, что церковной независимости де-факто не существует: похоже, и в эту область проник менталитет великорусской державности, так ярко выраженный в гениальном фильме К. Шахназарова "Город Зеро".
Юлианско-григорианская путаница не обошла и баптистов, к этому добавилось волхвование над датой празднования Пасхи; как следствие, никто толком не уверен в датах праздников, и для прояснения ситуации выпускается "Календарь ЕХБ", который вместе с "Братским Вестником" является официальной баптистской периодикой. Пасха празднуется вместе с православными, в дату, им одним известную. Празднование обычно происходит в канун самой даты, до полночи - почему-то считается, что именно в полночь начинается это время празднования. Это собрание накануне Пасхи - одно из самых интересных, на него обычно прибывают для порядка представители власти, которые весьма заметны тем, что не встают во время молитвы, что вызывает весьма негативные эпитеты, типа "дикари!". После трех часов изматывающих проповедей, на которых с удивительной предсказуемостью пересказывается евангельская история, в полночь поется переделанная православная песня "Христос воскресе из мертвых", в это же время произносится "Христос воскрес!" с хоровым ответом.
Еще будучи "черпаком", я пытался понять странную логику ЕХБшных празднований. С одной стороны, утверждалось, что Библия является единственной основой вероучения, но когда на пасху большинство "мирян" неофициально обменивались цветными яйцами, то я что-то не мог припомнить описания подобной практики в Писании. Тщетно пытался я там выискать и обряд высушивания банных веников на Троицын День, и в неискушенной простоте обратился за разъяснениями к пресвитеру. Тот, в свою очередь, немало подивившись моей опасной дотошности, объяснил, что все это - напоминание о том, что когда три ангела пришли к Аврааму, то они расселись точно под такими березовыми ветками. Устыдившись моего незнания подробностей истории с Авраамом, я с почтением отошел. Но проблемы не отошли. За неделю до Пасхи все притащились в собрание, предварительно обломав вербу недалеко от молитвенного дома. Размышляв о связи подобных действий с проклятием смоковницы, я так и не нашел ответа. А уж когда я услышал об евангельском празднике "Красная Горка", то не на шутку засомневался в моих способностях воспринимать информацию из Библии.
Наблюдая за усилиями диакона по водружению средних размеров елки с гирляндами на постамент возле кафедры, я поинтересовался, а не забыл ли он повесить игрушки на эту самую елку. Ответ опять заставил меня убедиться в собственной бездуховности - мол, какие игрушки, тут тебе не детский сад! Удалившись в размышлениях о злых свойствах игрушек на рождественской елке и о добрых свойствах гирлянды, я понял, что до звания ЕХБшника мне еще расти и расти - разница между игрушками и гирляндой явно имела мистический характер. А спрашивать о библейском значении самой елки мне уже не хотелось...
"Хлебопреломление", "вечеря Господня", "причастие" происходит в первое воскресенье месяца. Таковые собрания бывают особенно многолюдными, и им придается особое значение. На пятницу перед хлебопреломлением обычно объявляются общецерковный пост и молитва, но немногие на это объявление обращают внимание, еще меньше - понимают его значение, и я сомневаюсь вообще, чтобы кто постился, ибо слова "по возможности" зачастую присутствуют в этом объявлении. Я же, по наивности и несмотря на невозможность участия в самом хлебопреломлении, старался поститься. Но когда я помогал в чем-то в молитвенном доме в пятницу перед хлебопреломлением, я был немало удивлен, когда мне предложили щей после работы, и после этой трапезы, разделенной с диаконом церкви, моему постничеству пришел конец.
Зато в ЕХБшном быту твердо засело предание, что перед самим хлебопреломлением нельзя ни есть, ни пить. Кстати, это очень интересное явление - бытовые суеверия держатся гораздо крепче, чем самое повторяемое научение с кафедры. И об этих тайнах говорят исключительно в узких кругах...
Собрание с вечерей даже и начинается по-особому - на столе перед кафедрой располагаются "видимые знаки", а общее пение дает понять, что все собрание будет пронизано духом скорби и недостоинства. Считается, что должно участвовать можно только после двухчасовой скорби и сожалений, и хорошо бы поплакать. На это и настроено все собрание.
"И вот еще что вы делаете: вы заставляете обливать слезами жертвенник Господа с рыданием и воплем, так что Он уже не призирает более на приношение и не принимает умилостивительной жертвы из рук ваших". Книга Малахии, гл.2, ст.13.
То немногое, что обычно выносится из проповедей перед вечерей, это знание, что в случае недостойного участия будет очень плохо. Причем под "недостойным" понимается несколько отличное от того, о чем писал Павел Коринфянам, - в собраниях все время повторяется, что если кто-то поругался с соседом, то он не может участвовать, а то... Сакраментальная фраза, произносимая перед самим хлебопреломлением, и тут крепко засела в памяти... "Кто имеет право участвовать в вечере Господней? Те братья и сестры, которые приняли святое водное крещение и являются членами поместной церкви, и не находятся ни на замечании, ни на отлучении. Также те братья и сестры из других церквей нашего братства, которые оставили свои церкви в мире и не находятся ни на замечании, ни на отлучении. Остальных просим воздержаться". После этого (а иногда и перед этим) пресвитеры и диаконы разламывают хлеб на кусочки, делают из них горку на бронзовом блюде, а потом разносят по рядам. Те, кто решил не участвовать, стоят по стойке "смирно" и не смеют касаться. После этого тем же маршрутом проносят и чашу с вином, от которой все отпивают по глоточку. Если кто из незнакомых с неверующим видом решит поучаствовать, то диаконы обычно особо говорят таким, чтобы не участвовали.
После хлебопреломления служителя и прочие братья направляются посещать тех, кто по старости или по болезни не смог придти на собрание. Таковым приносятся хлеб и вино с общецерковной вечери, а так как над ними была совершена молитва, то вследствие этого они считаются особыми и пригодными для участия. Для посещений используются маленькие бутылочки из-под коньяка, а хлеб заворачивается в салфетку. Не знаю, насколько все это соответствует Писанию, но и я в таковых посещениях немало поучаствовал. Во время этих мини-хлебопреломлений пришлось услышать очень многое. Зачастую все оканчивается уже на пороге: "Ой, а я уже поела...". В любом случае не хотелось разбираться с элементами суеверия, - лучше сразу уйти. Кстати, во время бесед с неверующими родственниками ("там молодой поп пришел") заметна разница между простым стремлением человека к Христу и грудой баптистской мишуры. Стена встает уже и там, что я пришел с обрядом, а не с чем-то реальным, духовным. И именно в такие моменты реальность архипелага ощущается особо отчетливо. И виртуальные стены стоят покрепче и пореальнее тюремных стен. Через эти стены не проходит даже крик.
Мне опротивели вопросы о баптистах из серии "А что у вас нельзя?" или "А что у вас надо делать?". Те, кто из христианства сделал пародию, превратив его в архипелаг, наверное, и не догадываются, что это на их совести лежат все эти люди, так сильно жаждущие, так искренно стремящиеся, но не в состоянии перелезть через эту стену...
"Есть хоть что-то живое в этом царстве облеванных временем стен?" DDT
IV
Если говорить о повседневной жизни архипелага, то рано или поздно все сводится к вопросу "можно-нельзя", при чем обоснования этих "нельзя" играют явно второстепенную роль. Надо сказать, что все эти игры в "можно-нельзя" являются даже не профанацией христианства, а отказом от христианства. Не к месту было бы сейчас доказывать это богословски, но эта сторона архипелага является самой темной и тлетворной из всего, что можно там найти.
Всем известно, что баптисты не пьют и не курят. Когда я пришел в собрание, то я не пил и не курил, и вовсе не по религиозным мотивам. Спрашивать об этом не хотелось, ну я и не спрашивал. В первый раз, однако, пришлось столкнуться с подобного рода запрещениями, когда кто-то так, между прочим, сказал об удивительных вкусовых качествах наперстка коньяка, добавленного в кофе. Эта кулинарная хитрость навлекла на себя бурю праведного негодования вперемешку с хаотическими цитатами из Библии: "Не упивайтесь вином!", "Не смотри на вино!", "У кого ссоры?", ну и подобное. Решив исследовать этот вопрос, я выпросил Библию у одного братка (своей у меня тогда не было) и, уединившись на всю ночь, пытался сделать экспертное заключение по данному вопросу (о таких вещах, как словари и симфонии, я тогда и не слышал). Да, в баптистском мире симфония - это не классическое музыкальное произведение, а докомпьютерный особый алфавитный указатель, облегчающий поиск и тематические подборки из Библии. Но - назад к моему исследованию. Тогда я не нашел абсолютно ничего, что намекало бы на недопустимость курения (разве что Ваалу), и уж абсолютно ничего, что хотя бы намекало на то, что практика вливания наперстка коньяка в кофе является ужасным злом. Не нашел я и ссылок на недопустимость употребления пива, вина или водки - ну любому более-менее разумному человеку понятна разница между употреблением и злоупотреблением.
Решив не искушать мудрейших проповедников моими вопросами и дабы кто не усомнился в моей верноподданности, на сей раз я решил повопрошать кого-нибудь помоложе. Ответы были самые разнообразные, все сводилось к зависимости, вреду для здоровья и антисоциальному поведению. То есть причин для основных баптистских запретов просто не было, все эти запреты уходили корнями к какому-то неведомому преданию.
Меня не раз посещала абсурдная мысль: мол, что если существует некая особая баптистская книга, к которой допускается только узкий круг посвященных, достигших высшей ступени просвещения? Это выглядело бы как-то очень торжественно и таинственно, я представлял, что раз в год А. М. Бычков и В. Е. Логвиненко надевают особые одежды и при свечах под звуки кантов открывают некий сейф, в котором лежит старинная книга, в которой собраны все ответы на баптистские "почему?". Или здесь все же есть какое-то устное предание, - ну как еще объяснить все это, не могут же люди верить, сами не зная во что? Что такое все эти "братства", "немощные", "мир", все эти запреты, - если никто не знает даже простых значений слов, или источника запретов, как же можно во все это верить?
Про телевизор в архипелаге надо говорить отдельно. И хотя не учится, что иметь или смотреть телевизор - грех (а что такое грех, тоже никто толком не знает), но неоднократно проскальзывает, что слишком много смотреть его - это уж точно грех. На бытовом уровне духовность оценивается именно отсутствием данного предмета в доме, звание пресвитера и телевизор - несовместимы. На уровне энтузиастов писались явно бездарные художественные рассказы и делались по ним радиопостановки, главным смыслом которых было, что если будешь смотреть телевизор, то останешься на Великую Скорбь, со всеми вытекающими отсюда неприятностями. Причем в большинстве случаев доходило до неприкрытого маразма, - проповедники бестелевизионной жизни утверждали, что истинное покаяние должно сопровождаться личной расправой над телевизором, предпочтительно через выбрасывание оного через окно...
Основной причиной негласного запрета на телевизоры, кино, театры, футболы и хоккеи называется то, что эти увеселительные мероприятия отвлекают от главного занятия жизни христианина - чтения Библии. Я за свой "черпакский" год прочитал Библию четыре раза, то есть больше, чем иной бестелевизионщик прочитывает за всю свою сознательную жизнь. По этой самой причине подобные аргументы казались крайне несостоятельными. Да и в самом деле - ну не все же свободное время читать Библию, ведь это же учение, а любой человек учится для чего-то, ну для чего же я учусь, читая Библию? Для вечности? Что-то тут явно не сходилось...
На косметику тоже существует неписаный запрет. Вернее, не на всю косметику, а на определенную. Например, допускается применение кремов, шампуней, одеколонов, дезодорантов (хотя последние и не пользуются популярностью) и гигиенической губной помады, но не допускаются лак для ногтей (даже бесцветный), пудра для лица, тушь для ресниц, духи, декоративная губная помада, краска для волос и тому подобное. Причем непонятно это деление на хорошую и плохую косметику, - мне так и не удалось выяснить богословскую разницу между шампунем и пудрой. Обычно новопришедшим и "приближенным" делается скидка, но работа по подгонке к стандартам начинается вместе со статусом "приближенного". Обычно крещение не преподают (ну и язык!), если кандидат не "дорос" до правильного использования косметики. Результатом такого культового запрещения является юродиво-замученная внешность женщины, отдающая неестественной неряшливостью. Когда же ко всему этому добавляется весомая гуля на голове, покрытая платочком, как парашютом, то все это явление производит впечатление, скажем так, весьма странное.
Объясняется вся эта катавасия с косметикой заботой о каких-то несуществующих "немощных". Еще иногда вспомнят Послание Петра, но тут даже и самые яростные пропоненты естественных ароматов осознают, что аргументик-то жидковат, ну и начинается морока про "немощных". Интересно, что "немощный" - это понятие из области "братства", то есть мистическое. Никто в жизни не видел еще ни одного этого "немощного", хотя, если судить по разговорам, то можно подумать, что "немощных" вокруг явное большинство, ведь все вращается вокруг них. Иногда некоторые, пытаясь спекулировать на этом, выдают за "немощных" себя, но все это звучит не более правдоподобно, чем если бы они себя выдавали за инопланетян. Вообще, культ "немощных" играет существенную роль в оправдании всевозможных нелепых запретов. Про них, кстати, вспоминают, и когда оправдывают сухой закон, - то есть если некий "немощный" увидит меня добавляющим коньяк в кофе, то он просто должен будет пойти и упиться до безумства и продолжать пить до конца своей жизни. С курением то же самое, - увидев у меня папиросу в кармане, он сразу должен будет пойти и укуриться до смерти. Последнее что-то не вяжется с реалиями жизни, но это так, детали. Ну а что будет делать немощный, увидев кого-то с накрашенными губами, об этом можно только догадываться.
Внешность женщины в мире ЕХБ вообще досконально регулируется. Самым нелепым и необоснованным является запрет на ношение брюк – бесполезно выискивать в Библии хоть какой-то намек на подобное регулирование. Исключения не делается никому, разве если тем, кто пришел в первый раз, да и то не всегда. На нарушительницу обычно наваливается гора увещеваний знатоков-энтузиастов или даже служителей. Создается впечатление, что самое страшное, что может сделать женщина, - это накраситься и надеть брюки. "Немощные" не дремлют и тут, они ведь замечают абсолютно все, а аборигены, ревностно их защищая, не то что трость надломленную переломят, но и вековой дуб с корнем вывернут.
Если взглянуть на все эти нелепости немного со стороны, то не ясен не только смысл таковых, но очевидна еще и их губительная сущность. Ведь человеку, ищущему Христа, фактически делается установка, что вместе с Христом в его жизнь войдут все эти условности, неизвестно кем придуманные и неизвестно зачем, а он будет всего лишь винтиком в этой системе условностей, нелепостей и недоговоренностей. И при всем этом институт ЕХБ претендует на эквивалентность с понятием Церковь. "Cами не вошли, и входящим воспрепятствовали."
И о косыночках было сказано немало. Считается, что женщина должна иметь что-то на голове; такое понятие появилось из-за неосмысленного (да и просто неправильного) прочтения одного из посланий Апостола Павла. Не место спорить и об этом; сейчас нужно отметить, что это установление является неизменной чертой архипелага. Мода распространяется и на это явление, и дух формализма здесь особенно заметен - попытки примирить явную уродливость косыночек с формальными следованиями преданиям вырождаются во всевозможные полоски и веревочки на голове. Сермяжная мудрость не подводит и здесь - и требования формально выполнены, и собственная внешность не сильно изуродована. Так что эти полоски являются знаком изворотливости религиозной натуры, не более. Кстати, иногда делаются исключения для незамужних: им разрешается и не надевать на голову все это добро.
Особенно надо отметить запреты, касающиеся личной жизни, хотя и "личной" такую жизнь можно назвать весьма условно - личной жизни у аборигена просто нет. Бросающаяся в глаза многодетность ЕХБшников - результат запретов на контрацепцию. Казалось бы, ну кому какое дело до моей самой интимной области? Какой нормальный человек потерпел бы контроль над своей интимной жизнью? Но, тем не менее, подобное вмешательство и регулирование считается не то, что оправданным, но даже и само собой разумеющимся. Для меня это было дико изначально, осталось дико и сейчас. Если говорить с точки зрения A. Rand, то аборигены архипелага попадают под точное определение дикарей:
"Civilization is the progress toward a society of privacy. The savage's whole existence is public, ruled by the laws of his tribe. Civilization is the process of setting man free from men."
Я считаю, что никто не вправе вмешиваться в мою личную жизнь; подобное вмешательство или даже признание права на вмешательство убивает человека как личность, делает из него безличного раба. В этой области не может быть ни полумер, ни компромиссов...
Интересно отметить: на то, что Писание на самом деле учит о повседневной жизни, как-то особо внимание не обращается; например, считается как-то вполне обыденным посплетничать немного перед собранием, если, конечно, платочки на месте, да что посплетничать... Как-то, когда я руководил собранием, зашли в гости братья с общины Совета Церквей и принесли с собой Новые Заветы для раздачи. Я им дал проповедовать и разрешил раздать Новые Заветы сразу после собрания. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе, как учтивы оказались друг ко другу эти сестры в косынках - в потасовочке эти Новые Заветы и правда поделили на несколько частей.
Существует мнение, что все эти искусственные внешние формы (косыночки, юродство внешности) являются якобы выражением внутренней духовности или каких-то там еще добродетелей. Мне пришлось сделать заключение, что как раз наоборот, они представляют собой попытки или заменить истинную духовность, или восполнить через внешнее отсутствие внутреннего.
Еще одна очень важная деталь, делающая ЕХБшную систему запретов весьма уникальной, - не существует четкого списка этих запретов, и таким образом абориген никогда не может быть уверен, что своим действием он не совершает очередной грех. Эта постоянная неуверенность делает власть архипелага абсолютной, ибо неугодного всегда есть в чем обвинить. Кроме того, совершенно очевидно, что мораль и право в архипелаге не основаны на Библии, а еще более очевидно, что они не основаны вообще ни на чем. Не существует старинной книги в тайном сейфе, не существует и ордена хранителей баптистских тайн. Но существует некое устное предание, никому не известно, кем начатое; даже не устное предание, а какой-то фольклор, легенды, мифы, сказки, которые являются органической частью архипелага, которые хранят, как святыню, и которым слепо верят. Но что важно, этот фольклор еще и является тем, что, собственно, и образует этот самый архипелаг, является его этнообразующей чертой.
Говоря о системе запретов, нельзя обойти систему наказаний. Для начала дерзнувшего преступить одни из запретов, вызывают на Братский Совет. Братский Совет обычно включает в себя весь клир общины, начиная от пресвитеров и вплоть до проповедников, регента, кассира. Этот орган имеет власть в общине, но в реальности обычно все гораздо проще - Совет делает то, что скажет пресвитер, как и пресвитер делает то, что скажет старший пресвитер. Нарушителя для начала вызывают на допрос именно на этот Совет, иногда по доносу, а иногда и по результатам добровольного исповедания нарушения. Доносы случаются как результаты сплетен, а в осведомителях недостатка нет.
Результат такого допроса во многом определяется тем, в каких отношениях подозреваемый находится с тем или иным официальным лицом, какие успел связи наладить и в какого рода подхалимствах был замешан, приобретя себе соответствующую крышу. "Своих" тянут с ревностью адвоката; но уж коль попался некто из враждующего клана, то приложат все силы, чтобы его "опустить". В таких случаях все средства являются хорошими, и публичная молитва - не последнее. Когда на собрании с удивительным участием замолились о духовном состоянии кого-то, то это верный знак, что компромат на него готов. Обличительные проповеди о гипотетическом члене церкви обычно тоже носят характер тонкого намека - при мне одна из таких проповедей переросла в открытую перепалку.
Кланы вырастают, когда потенциальный оппозиционер потихоньку ищет себе поддержку, обычно среди низших слоев элиты - хористов женского пола. Такие службы поддержки потихоньку перерастают в клубы благочестивых сплетен, официально именуемые "молитвенными группами". Вообще сплетня - это страшное оружие, способное поразить кого угодно; поэтому хористок даже как-то побаиваются. Обычно официальным лицам церкви вход в такую "молитвенную" группу просто закрыт, а на ее встречах обсуждается, кто что наделал и как лучше за такового молиться. Последнее носит формально-лицемерный характер, удовольствие лежит именно в перемывании костей другим, которые "нуждаются в молитвенной поддержке". Мне было интересно наблюдать отношения двух таких молитвенных групп, которые неистово собирали компромат друг на друга, а приветствия их членов очень напоминали встречу Кисы Воробьянинова и отца Федора из известного произведения Ильфа и Петрова.
Когда решение Братского Совета выносится на членское собрание, то это – время торжества для победившего клана, даже если решение столь незначительное, как "высадить из хора". Если же преступник не входит в кланы, то все становится очень скучным и кипения страстей совсем не видно. Членские собрания ничего реально изменить не могут, и от него изменений не ожидается, - после нескольких робких предложений вроде "А может, взять на поруки?" решение принимается в первом чтении. Если преступление серьезное (например, брак с неверующим), то наказанием является отлучение. С отлученным нельзя целоваться, нельзя разговаривать, разве только увещевать, и таковому строго запрещается участвовать в хлебопреломлении. Для принятия обратно необходимо публичное покаяние и одобрение Братского Совета. После такой процедуры клеймо все-таки остается, и таковому пожизненно не разрешается никакое участие в служении. Конечно, если покаявшийся известен и влиятелен, то для общего блага будет сделано все, чтобы замять неприятную историю (и через пару недель для них будет все по-прежнему), ну а простых аборигенов черная метка отлучения будет сопровождать до гроба.
"Замечание" в кругах ЕХБ является всего-навсего временным отлучением. За время моего участия в Братском Совете был только один случай замечания. Поводом для него был брак с представителем странного вероисповедания, каким-то полуправославным-полубаптистом. До решения вопроса церковного членства другую сторону было решено отправить на безвременное замечание. Чем это все закончилось, я не так и не узнал.
Так что же такое христианство? Свод правил? Если все это - любовь, вера, прощение, святость - сводится к патетическо-мещанскому "можно-нельзя", то причем здесь вообще Христос?
V
"Men, it has been well said, think in herds;
it will be seen that they go mad in herds,
while they only recover their senses slowly,
and one by one."
Charles Mackay - Journalist,
poet, and assistant editor of
the Morning Chronicle. (1814-1889)
Я специально сделал перерыв перед написанием окончания. Мне бы хотелось, чтобы мои размышления об архипелаге были не каким-то порывом, а чем-то несколько более фундаментальным. Опять же, я пишу все это не для кого-то, а для самого себя; если угодно, то это попытка осмыслить, откуда я пришел и куда я (не) иду.
Итак, о чем это все? О том, что Церковь, столп и утверждение Истины, стараниями современных фарисеев превращено в закрытый клуб, тайное общество наподобие масонской ложи, в систему, для которой каждый человек - винтик, кирпич в стене. Человек сам по себе не значит ничего в этой совершенно бездушной системе. То светлое и доброе, что должно было бы быть там, цинично растоптано и заменено уродливым фетишем, который чем-то напоминает реальность, но из этой реальности выхолощено что-то самое главное. Эта система архипелага настроена на то, чтобы всех заставить играть в некую игру, странную игру по странным правилам, и играть со всей жестокой серьезностью. Ибо ставка в этой игре - жизнь, и не просто жизнь, а жизнь вечная. Поиграем?
В выдающемся фильме Г. Данелия "Кин-дза-дза" с чрезвычайной достоверностью обозначена нелепость архипелагоподобных фетишей. Как пацакам положено носить бессмысленный колокольчик в носу, так и в архипелаге под страхом танклюкации женщинам положено носить тряпочки на голове. Как там делают "ку" перед желтыми штанами, так и в архипелаге приседают перед званием епископа. Именно перед званием - сними с епископа желтые штаны, на него никто и внимания не обратит, разве что заставят надеть цак и отправят в пепелац.
И всем этим нелепым выдуманным условностям придается очень большое значение, ибо это - правила игры, им нужно подчиняться. Как в тюрьме. В "мире" какой-нибудь "вор в законе" – всего лишь уголовник, а в зоне – ну, сами понимаете. Поиграем? Ну-ка, кто первый наденет желтые штаны? Время пошло.
Меня всегда удивляли люди, ревностно относившиеся к общественной работе. Я не мог понять их мотивов, хотя и старался. На первом курсе я изъявил желание побыть заместителем профорга, но рвения едва хватило на один день, - моя общественная карьера закончилась двумя строгими выговорами, и я еще легко отделался. Для меня было тайной, для чего люди организовывали политинформации, рисовали стенгазеты, вели шефскую работу и тому подобное. Конечно, среди них были и отъявленные карьеристы, и послушные конформисты, и просто дураки; но ведь были и те, кто в эти рамки явно не вписывался.
Присматриваясь к людям в общине ЕХБ, я обнаружил нечто совершенно изумительное, и это было тем более изумительно, чем это было противоречиво. Понятно, что та же социальная амбициозность, которая делала из людей общественников, толкала людей на активность и в среде ЕХБ, только здесь понятие «амбициозность» подменялось понятием «духовность», то есть побуждения к активности отождествлялись с духовностью и всячески одобрялись. Таким образом, выделившаяся ЕХБшная бюрократия оказалась не просто случайными людьми, но и людьми со смещенными понятиями, принимающими за духовное то, что имело несколько иную природу.
С другой стороны, для бюрократии их социальный статус означает все. И именно поэтому именно представители "служителей" защищают и будут защищать архипелаг любыми методами, ибо именно с архипелагом связана их социальная идентификация, они зависимы от архипелага. Игра стала настолько реальной, что уже все смешалось, истинное и выдуманное, понарошку и всерьез.
"Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?" Евангелие от Иоанна, гл. 5 ст. 44
К чему это я? Да к тому, что архипелаг - это ничто, иллюзия, самообман, пустота, игра. Это детище Сталина с самого зачатия до наших дней служит исключительно для одной единственной цели - для комфортного оправления естественных религиозных потребностей населения. Все служения, восхваления, молитвы - это лишь красивые слова, абсолютно без содержания, пустой звон. Конечно, все это мутировало, обросло побрякушками, изменило название, обрело видимость демократии и гласности, но по сути осталось тем, чем и было всегда. И оскал Веельзевула заметен очень немногим.
На пути ко Христу встал архипелаг.
Изменилось ли что-то сейчас? Да пожалуй, что и нет. Игра продолжается, правила все те же. Разве что теперь общественники стали поумнее - поняв, что меньшими усилиями можно поиметь побольше, подались в бизнес определенного рода, а назад вернулись лишь откровенные неудачники. От осознания, что собственная ущербность уж слишком заметна, неожиданно распространилась мода на этническую ЕХБшность, - теперь собственную недалекость легко можно назвать "самобытностью". Это интереснейшее богословское открытие архипелага нового времени дает очень удобную возможность заткнуть рот всем оппонентам, объявив их "растленными западниками". Теперь на все "почему" есть удобный ответ, который могут выучить даже те, у кого не удалось с бизнесом, - мол, это наша самобытность, наше сермяжное христианство. И все. Гордый самобытец отстоял свое право учить бабок косметике.
Элемент самообмана, который присутствует в архипелаге на каждом шагу и позволяет лицезреть все мерзости архипелага в радужном свете, не обошел и самого главного: средний самобытный абориген уверен о себе, что он что ни на есть служит Богу, а не отправляется религиозно. Неудивительно и это. Иисус Христос сказал как-то своим ученикам, что даже убивающие их будут думать, что тем служат Богу (Евангелие от Иоанна, 16:2); тем более и ЕХБшники уверены в том, что они служат именно Богу, но искренность заблуждения их не оправдывает, ибо это - добровольное заблуждение, самоинтоксикация. Это одно из правил - играть надо серьезно.
Tear down the wall!
"Если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их..." - точь в точь повторяют евангельскую фразу (Евангелие от Матфея, 23:30) современные фарисеи архипелага. Не были бы сообщниками в инструктивных письмах. Не были бы сообщниками в поздравлениях "отцу народов". Не были бы... Таким образом, они сами против себя свидетельствуют, что являются сыновьями тех самых, кто строил архипелаг, кто возводил стену. Дополняйте же меру отцов ваших!
Меня мутит от вопросов типа "Что делать?" или "Кто виноват?". Что-то унизительно-рабское есть в этих вопросах: люди настолько привыкли жить с Драконом, что и Ланселота принимают за нового дракона. Чего ожидают люди, задавая такие вопросы? Что кто-то другой примет за них решение, как в архипелаге, приедет что-то епископоподобное и все объяснит? Нет, время взять ответственность на себя. Это за аборигенов архипелага решают съезды и конференции, епископы, пресвитеры и кто-то там еще, это для них выдумываются бессмысленные девизы, это для них пишутся всевозможные инструктивные письма. Но не таков удел свободного человека, личности, христианина. Раб ищет виноватых, ему главное найти, кого обвинить: евреев, либералов, чукчей, время. Найти виноватых нужно, чтобы оправдать себя. Смелость нужна, чтобы признать свою вину. Смелость нужна, чтобы увидеть вещи такими, как они есть. Смелость нужна, чтобы принять решение и ответственность за него.
Тот, кто сидит и ждет, пока ему скажут, что делать, пока ему скажут, его научат, ему покажут, за него сделают, пригоден только для архипелага. Черви уже готовы для тех. Архипелаг его породил, архипелаг его и сожрет. Архипелаг не знает жалости, ему нужны те, кто "always doing what he is told". Он живет ими, использует их, пожирает их и оправляется ими. Без игры в архипелаг у них нет сил для жизни.
Христианству чуждо понятие толпы. Толпы, которая терпеливо ожидает, пока придет некто, вылезет на броневичок и картавым языком скажет, что делать. А потом толпа с криками "Зиг хайль!" или "Сердечно благодарим!" пойдет послушно исполнять волю долгожданного лидера. Толпа сделает все... Началом является простой вопрос "Что делать?", который, кстати, органически связан с "Кто виноват?", ибо первым ответом на "Что делать?" обычно является "Расстрелять виноватых!".
Ответственность является частью личности; "Секрет человека в чувстве ответственности, - писал Вацлав Гавел из тюрьмы в "Письмах Ольге". - Человек является личностью не потому, что имеет ответственность, а имеет ответственность потому, что является личностью". Бесхребетные подобия людей являются питательной средой не только для всевозможных "измов" – на их основе вырос и архипелаг. Именно то множество серых пассивных делателей взрастило и вскормило его. Боязнь ответственности убивает повернее пистолета; тот, кто отказался мыслить и принимать решения, убил себя как личность, став религиозным ничем. Бог искал только одного человека, кто бы встал в пролом, только одного. Имеет ли значение один человек? У Бога - огромное, в архипелаге - никакого.
И вот еще интереснейшая вещь - мне неоднократно приходилось выслушивать обвинения в богохульстве - что якобы я, описывая события в таком ракурсе, этим хулю Бога. Хочу сказать, что эти сказки-страшилки я не воспринимаю всерьез - пусть ими пугают тех, кто настолько увлекся игрой, что не в состоянии вообще ничего понять, а для более-менее мыслящего человека весь абсурд подобных обвинений просто очевиден. Но они мне интересны, ибо и они являются средством порабощения тех, кто еще отваживается мыслить. Подумать только - поставить под сомнение мудрость "отцов-основателей" равносильно богохульству! Страх перед мыслями входит в подсознание, и таковой гуманоид полностью разучивается что-нибудь решать и думать (кто-нибудь помнит "Примус" Лозы?); ибо перед каждой мыслью неминуемо встает вопрос "А не грешно ли?". На этом стоит архипелаг, и на этом он еще долго будет стоять. Надо быть личностью, чтобы иметь смелость мыслить самому, мыслить самостоятельно. Существует огромная разница между христианством и игрой в христианство. Последнее является чем-то вроде "змеиного масла", которое шарлатаны продавали как средство от всех болезней. Это масло давало лишь ложное утешение, не помогая нисколько, разве что в деле опустошения собственных карманов.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
