Христианский ФОРУМ

Текущее время: 19-03, 08:01

Часовой пояс: UTC + 3 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 39 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4  След.
Автор Сообщение
СообщениеДобавлено: 01-08, 16:23 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Фромм Ради любви к жизни

Цитата:
Человек это тайна, жизнь - святыня, любовь - величайший дар. Эти одухотворяющие истины пронизывают две работы Эриха Фромма ("Ради любви к жизни", "Может ли человек преобладать?"), объединенные в этом томе. Фромм показывает, что ключ к природе человека лежит в будущем.
Жизнь рассматривается как бесконечная авантюра сотворения новых человеческих задатков. Любовь - это чудо самоотречения, она позволяет человеку приобщиться к вечным ценностям, выразить специфически человеческое, раскрыть себя до предела.
Человек может преобладать, если он способен выразить свой потенциал.


Полностью - тут:
http://www.koob.ru/fromm_yerih/radi_ljubvi_k_zhizni


Изображение



Эрих Фромм
Ради любви к жизни

Ясность при определении значений слов является решающим фактором в любой дискуссии.

одна и та же потребность — отправлять постоянно что-нибудь себе в рот, потреблять вещи — находит выражение в процессе еды, питья, курении или в покупке вещей.
Тут мы видим выдающееся явление: отказ от обжорства, пития, курения делает людей испуганными. Это люди, которые едят или покупают вещи не для того, чтобы съесть или купить, а для того, чтобы успокоить свои чувства тревоги и подавленности.
Потребление обещает исцеление, действительно утоляет этот вид голода и приносит облегчение подсознательным подавленности и беспокойству. Другими словами, процесс еды и питья может выполнять роль наркотика, действуя как транквилизатор: я — кто-то, несмотря ни на что; у меня что-то есть внутри; я не полный ноль.

Они думают, что были любимы, но на самом деле все, что они делали, — симулировали любовь. Они не любили активно.
когда мы говорим, в классическом смысле слова, что кто-то пассивен, мы не имеем в виду, что он просто сидит, размышляет, медитирует или наблюдает за окружающим миром, мы подразумеваем, что он направляется силами, которые не контролирует, что он не может действовать самостоятельно, а лишь реагирует. Бегом направляясь к миске с едой, собака очень «активна». Но эта активность не более чем реакцией на раздражитель. Собака действовала как машина.
Бихевиоризм считает, что все человеческое поведение подчиняется принципу кнута и пряника.
Сейчас позвольте обратиться к тому, что означает быть «направляемым». Возьмем, например, пьяного человека. Он может быть очень «активным». Он вопит и размахивает руками. Или представим кого-то, находящегося в психическом состоянии, называемым «манией». Такой человек гиперактивен, он думает, что может спасти мир, шлет телеграммы, передвигает вещи. Он производит впечатление чудовищной активности. Но мы знаем, что на самом деле движущей силой такой активности является или алкоголь, или неправильное срабатывание определенных электрохимических процессов в, головном мозге. Внешние же проявления в обоих случаях показывают крайнюю степень активности.
«Активность», являющаяся просто реакцией на раздражители или на «направляемость» или принуждение, заявляемая как страстное движение души, на самом деле — пассивность, и неважно, насколько сильное движение она может вызвать. Английские слова «passion» (страсть, энтузиазм, пыл, взрыв чувств) и «passive» (пассивный) восходят к латинским словам passio и passivus соответственно, которые, в свою очередь, произошли от латинского глагола, обозначавшего «страдать». Таким образом, если мы говорим о ком-то, что у него страстная натура, это весьма сомнительный комплимент.
Все пагубные привычки — это страсти, порождающие страдания. Это — формы пассивности.
Я мог бы сказать, что бихевиористическая психология — это наука, но это не наука о человеке. Вернее, это наука, чуждая человеку, развиваемая чуждыми методами чужеродными исследователями. Она, возможно, в состоянии высветить некоторые аспекты человеческой природы, но она не затрагивает того, что действительно человечно в человеке.

... Настоящий же фотограф сначала попытается зафиксировать в себе то, что он позже зафиксирует камерой. Он попытается установить связь с тем, что хочет заснять. Это первоначальное видение — вид активности.

Я уверен, что человек только тогда до конца человек, когда он самовыражается, когда он использует свои внутренние силы. Если он не может этого сделать, если его жизнь сводится лишь к обладанию и использованию, он дегенерирует, он сам становится вещью, его существование теряет смысл. Оно становится формой страдания.

Активный человек никогда не забывает сам себя, он всегда остается самим собой и постоянно становится самим собой. Он становится более зрелым, он взрослеет, он растет.


КРИЗИС ПАТРИАРХАТА
«Антигона» Софокла заканчивается поражением принципа, который сегодня мы назвали бы фашистским. Креонт изображен как типичный фашистский лидер, который не верит ни во что, кроме силы и государства, которому личность должна полностью подчиняться.
В этой связи мы не можем не упомянуть религию. Начиная с Ветхого Завета религия Запада была патриархальной. Бог изображался высшей властью, которой мы все должны повиноваться. В буддизме — другой мировой религии, которую можно упомянуть, нет авторитарной фигуры. Точка зрения на совесть как на власть внутри нас — неизбежный результат патриархата. Фрейд подразумевал, говоря о сверх-Я, перенос внутрь нас самих отцовских команд и запретов. Мой отец больше не говорит мне: «Не делай этого!», чтобы не дать мне что-то сделать. Я впитал его в себя. «Отец внутри меня» распоряжается и запрещает. Но власть команд и запретов восходит к отцовскому авторитету. Описание совести в патриархальном обществе, предложенное Фрейдом, абсолютно верно, но он ошибается, считая этот вид совести непосредственно совестью и не осознавая совесть в социальном контексте. Ведь если мы обратимся к непатриархальным обществам, мы обнаружим другие формы совести. Я хочу отметить, что существует гуманистическая совесть, являющая собой полную противоположность совести авторитарной. Гуманистическая совесть уходит корнями в саму личность и подсказывает ей, что хорошо и полезно для нее, для ее развития и роста. Этот голос часто звучит очень мягко, и мы отлично умеем игнорировать его. Но в области физиологии, так же, как и в психологии, исследователи обнаружили следы того, что мы могли бы назвать «здоровой совестью», чувства того, что есть хорошего в нас; и если люди будут прислушиваться к этому голосу, они перестанут повиноваться голосу внешней власти. Наши собственные внутренние голоса ведут нас в направлениях, совместимых с физическим и психическим потенциалом наших собственных организмов. Эти голоса говорят нам: в данный момент ты на правильном пути, а вот сейчас — нет.

Другая причина лежит, без сомнения, в новых методах производства. ... Старые взаимоотношения надсмотрщика и рабочего все менее типичны; стиль, характеризующийся сотрудничеством и взаимозависимостью, получает все большее распространение.
В авторитарной морали есть только один грех — неповиновение и только одно достоинство — повиновение. Никто не скажет этого открыто — кроме, вероятно, реакционных кругов, но в действительности наша система образования, да и вся система ценностей подразумевают, что неповиновение — это корень зла.
Но сегодня, поскольку патриархат поставлен под сомнение, поскольку он находится в состоянии кризиса и коллапса, сама концепция греха тоже стала сомнительной.

Первое, что мы должны сделать - спросить себя со всей откровенностью, какие противоречивые цели мы преследуем. Почему они несовместимы? Какой вред нам наносит противоречие между ними. Каждый из нас должен призвать себя проанализировать и обдумать кое-что в следующем направлении: жизнь коротка. Кто ты и что ты хочешь на самом деле?

Ученые, признававшие естественную, внутреннюю агрессивность человека, склонны не принимать во внимание те многие исторические эпохи, те многие культуры и тех многих индивидов, которые проявляли минимум агрессивности. Если бы агрессия была внутренней чертой человека, таких примеров не могло бы существовать. По другую сторону барьера стояли оптимисты, выступавшие против войны, за мир и социальную справедливость. Они часто проявляли по крайней мере склонность к преуменьшению значимости и силы человеческой агрессивности, если не отрицали ее вообще. Такую же позицию занимали философы эпохи Просвещения во Франции, а их оптимизм снова вкрался, в труды Карла Маркса и в теории ранних социалистов.
Лично я предлагаю третью точку зрения, хотя она, однако, ближе ко второй точке зрения, чем к первой. Я начинаю с предположения, что человек гораздо более деструктивен и во много раз более жесток, чем животное. Животные не имеют садистских наклонностей, они не враги всего живого. Человеческая история, напротив, предстает как перечисление примеров невообразимой жестокости и разрушительности. Такой рекорд не дает нам основания недооценивать силу и интенсивность человеческой агрессивности. Но я также считаю, что корни нашей агрессивности заключены не в нашей животной природе, не в наших инстинктах, не в нашем прошлом. Человеческую агрессивность, учитывая, что она превышает агрессию животных, можно объяснить специфическими условиями человеческого существования.

Агрессивность, или деструктивность — это зло. Это человеческое зло. Оно потенциально существует в человеке, в каждом из нас, и оно выйдет на первое место, если наше дальнейшее развитие не пойдет в более правильном, более зрелом направлении.
Человеческая сверхагрессия, количество агрессии в человеке, превышающее животную агрессию, коренится в человеческом характере. Здесь я имею в виду характер как систему связей, соединяющих индивида с миром. Под характером я имею в виду то, что человеческое появилось в человеке вместо животных инстинктов, существующих в нем только в минимальных размерах.
Вы, конечно, встречались с людьми, о которых могли бы сказать, что у них садистский характер. И вы, конечно, встречали других людей, которых охарактеризовали бы как «добрых». Давая эти оценки, вы не говорите, что этот человек однажды сделал что-то садистское или что другой человек однажды проявил себя очень дружелюбно. Вместо этого вы говорите о том качестве его характера, которое проходит через всю жизнь этой личности. Существуют индивиды-садисты, которые никогда не совершили ничего садистского, потому что у них никогда не возникали условия для такого поведения. Только очень тонкий наблюдатель вдруг застает их за кровавым занятием в каком-то мелком садистском акте.

Если признать, что зло человечно, т. е. что оно коренится в специфически человеческих условиях существования, а не в его животном прошлом, то нам удастся избежать логического парадокса, от которого не могут уйти защитники теории инстинкта, как бы они ни старались сделать это. Нельзя согласиться, что природа человека, унаследованная от животных, сделала его более агрессивным и деструктивным существом, чем когда-либо были животные. Более логично сделать следующий вывод: человеческое поведение отличается от поведения животных. В этом случае большая жестокость человека не объясняется теми чертами, которые он унаследовал от животных, а проявляется как поведение, вытекающее из специфических условий человеческого существования.
Теперь давайте рассмотрим животную агрессивность. Если нет угрозы, нет и агрессивности. Агрессивность существует в мозгу как механизм, приводимый в действие в нужное время, но она не развивается и не проявляется, если для этого нет особых стимулов или условий.

Агрессивность хищников отличается от агрессивности человека. Хищники нападают не только на того, кто угрожает их жизни. Они нападают с целью добывания себе пищи. Нейрофизиологически такая агрессивность хищников исходит из центров мозга, отличных от тех центров мозга человека, где осуществляется контроль за проявлением агрессии как средства защиты. В целом мы обнаруживаем, что животные вообще не очень агрессивны, если нет угрозы их жизни. Животные редко проливают кровь друг друга, даже если возникает серьезная драка. Наблюдения за шимпанзе, за священными бабуинами и другими приматами показали, как в действительности чрезвычайно миролюбива жизнь этих животных. Почти безошибочно можно сказать, что, если бы человечество проявляло агрессии не более чем это делают шимпанзе, нам бы вообще не пришлось волноваться по породу возникновения войн и агрессивных действий. Это же самое справедливо сказать и в отношении жизни волков. Волки — хищники. Когда они нападают на овец, то, конечно, ведут себя агрессивно. Люди считают, что волки невероятно агрессивные существа. Делая такой вывод, они путают агрессивность волка, проявляющуюся при охоте за пищей, с его относительно небольшой агрессивностью в периоды, свободные от этой охоты. В своей среде волки совсем неагрессивны. Они дружелюбны. Следовательно несправедливо говорить о человеческой агрессивности, сравнивая ее с агрессивностью волков по отношению друг к другу, т. е. нельзя говорить, что один человек ненавидит другого, как волк (homo homini lupus est). Можно сказать, что он ведет себя так по отношению к другому «как волк, охотящийся на овцу», но неправильно говорить «как один волк по отношению к другому волку».
Иначе говоря, человеческая агрессивность — это способность, данная ему биологией и существующая в мозгу, но она проявляется только тогда, когда для этого есть причина. Если кто-то с целью самообороны держит рядом со своей постелью револьвер, который днем лежит в его столе, это совсем не означает, что этот человек все время намерен стрелять из него. Он применит его только в случае угрозы его жизни. Как раз таким образом организована физиологическая работа нашего мозга. В нашем мозгу как бы присутствует револьвер, всегда готовый быстро сработать в случае нападения на нас. Однако в противоположность утверждению теории инстинктов наличие состояния готовности к ответной агрессии не ведет к накоплению агрессивности и к ее обязательному взрыву.
животные реагируют на опасность не только нападением, но и стремятся убежать. Нападение — это крайняя возможность, применяемая животным чаще всего тогда, когда у него нет пути к бегству. Только в этом случае животное нападает, только в этом случае оно вступает в бой.

Говоря об «инстинкте агрессивности» у людей, обязательно нужно иметь в виду инстинкт убегания от опасности. Каждый человек, когда-либо наблюдавший за сражением, очень хорошо знает, как бывает велико желание убежать. Не существует автоматически постоянно вырабатываемой тенденции к активной и всевозрастающей агрессивности или к стремлению убежать.
Существует множество племен примитивных людей, которые вообще не проявляют повышенной агрессивности. Напротив, в этих племенах преобладает дух миролюбия.
Если же анализировать социальную структуру в целом, то станет ясно, что перед нами дружественный народ, где люди не ненавидят друг друга и друг другу не завидуют. Отсутствие агрессии как элемента структуры общества логически можно предположить, исходя из общей психической и социальной ориентации этих людей.

Юнг представлял психическую энергию как единое целое и, не ограничивая термин «либидо» одной лишь сексуальной энергией, идентифицировал его с психической энергией в целом.

Почему же мы беззащитны? потому, что наша личность развилась еще не до конца, потому что нам не хватает силы самоубеждения, потому что мы остались маленькими детьми, надеющимися на помощь окружающих, потому что мы не повзрослели и полны сомнений по поводу нас самих и т. д
без серьезных усилий мы не достигнем ни одной цели в нашей жизни. Каждый, кто боится затратить усилия, каждый, кому мешает разочарование, или даже боль, ничего не добьется.
Психоанализ служит и другой функции, не менее важной, чем лечебная. Он может помочь в ускорении психического роста и самореализации. Мне очень жаль, что на данный (момент интересующиеся психическим ростом, скорее всего, составляют меньшинство.
анализа не должен продолжаться слишком долго; излишне экстенсивный анализ часто создает зависимости. Как только пациент уже достаточно научился самостоятельно пользоваться инструментами, он должен сам начать себя анализировать. И это пожизненное занятие мы продолжаем до нашего последнего дня. Лучше всего практиковаться в самоанализе с самого утра, совмещая его с дыхательными упражнениями и концентрацией, используемыми в буддистской медитации. Но этот процесс требует терпения, которое редко встречается в большом избытке. Всем и каждому, кто захочет сделать такую попытку, от всей души желаю удачи.


Изображение

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 23-09, 17:49 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Настоящий разговор — не поединок, но обмен. Вопрос о том, кто же из собеседников прав, просто не формулируется в своей канонической форме. Более того, совершенно несущественна порой даже исключительная обоснованность и фундаментальность самих аргументов.

высказывание Флобера, которое, мне кажется, очень созвучно Вашим словам: «Я читаю не затем, чтобы знать, а затем, чтобы жить».

Фромм: Вторым автором, который оказал на меня влияние, был Карл Маркс. Меня привлекала, в первую очередь, его философия и его видение социализма, которое выражалось в светской форме, его идея человеческой самореализации и тотальной гуманизации, его идея человека, чьей целью является энергичное самовыражение, а не приобретение и аккумуляция мертвых, материальных вещей. Эта тема впервые возникла в философских трудах Маркса около 1844 г. Если вы читаете эти работы, не зная их автора, или если вы просто плохо знакомы с Марксом, вы едва ли его узнаете. Не то, чтобы эти тексты нетипичны для Маркса, но для нас трудно установить его авторство, потому что, с одной стороны, сталинисты, а с другой — социалисты так фальсифицировали наш образ Маркса, что как будто бы все, что его занимало, сводилось лишь к экономической жизни общества. А фактически он рассматривал экономические изменения лишь как одну из сторон развития человеческого общества. Что действительно имело значение для Маркса, так это освобождение человека в гуманистическом смысле этого слова. Философии Гете и Маркса обнаруживают удивительное сходство. Маркс прочно уходит корнями в гуманистическую и, я полагаю, пророческую традицию. Если вы читали одного из самых весомых и радикальных мыслителей — Майстера Экхарта, вы, без сомнения, будете удивлены его сходством с Марксом.
Фромм: Существует весьма мало тех знатоков Маркса, которые бы не рассматривали бы его с «правой» или с «левой» позиции. С одной стороны, они используют его для поддержки своих собственных взглядов, а с другой — для объяснения практики и политики, которые часто диаметрально противоположны тому, о чем, собственно, писал сам Маркс. Когда русские государственные капиталисты или западные капиталисты либерального толка — здесь я подразумеваю большинство сторонников социально-демократических идеологий — когда такие люди обращаются к Марксу как к авторитету, они фальсифицируют Маркса. Немногие действительно понимают Маркса. Я даже могу самонадеянно заявить, что к этому числу немногих принадлежу я и еще несколько людей. Я не хочу делать огульных суждений, но чувствую, что большинство специалистов по Марксу проглядели тот факт, что его философия является по сути религиозной, но не в смысле постулирования веры в Бога. Буддизм также не «религиозен» с этой точки зрения. Буддизм не признает Бога, но является религиозным в своей основе. Мы должны переступить через наш нарциссизм, наш эгоизм, нашу внутреннюю изоляцию и открыть себя для жизни, и мы должны, как писал Майстер Экхарт, сначала опустошить себя, чтобы потом вновь наполнить и стать всем. Именно эта вера, выраженная другими словами, — суть философии Маркса. Я часто читал разным людям маленькие кусочки из «Экономическо-философских рукописей» Маркса. Я вспоминаю встречу с доктором Судзуки, одним из выдающихся ученых в области дзэн-буддизма. Я прочитал несколько отрывков, не говоря ему, кто их написал, и затем спросил его: «Это дзэн?» «Да, конечно, — сказал он. — Это дзэн». В другой раз я прочитал похожие отрывки группе очень грамотных теологов, и их догадки простирались от классических авторов, таких, как Фома Аквинский, до самых современных теологов. Но никто из них не заподозрил в авторе Маркса. Они просто его не знали.
Но некоторые последователи Маркса, такие, как Эрнст Блох и антимарксистские католические ученые, как Жан Ив Кальве, четко видят эту сторону учения Маркса. Число тех, кто понимает Маркса, не так уж мало, но их влияние, по сравнению с основными его интерпретаторами, остается относительно небольшим.

Буддизм также оказал на меня решающее влияние. Он заставил меня осознать, что существует такая вещь, как религиозная позиция без Бога. Мой интерес к буддизму никогда не угасал, а позднейшее изучение дзэн-буддизма с доктором Судзуки только углубило мой интерес.

Я не умею абстрактно мыслить. Я могу размышлять только о тех вещах, которые касаются моего личного опыта. Если эта связь отсутствует, мой интерес угасает и я не могу себя мобилизовать.

Шульц: Влияния, которые Вы нам перечислили — пророки, Маркс, Бахофен, Фрейд и буддизм, находятся во взаимосвязи друг с другом, но, с другой стороны, они несопоставимы. Вы сумели их собрать в своего рода мозаику или, как называют это Ваши друзья, в креативный синтез. Считаете ли Вы этот синтезированный импульс характерным для Вашей работы?
Фромм: Да, я так думаю. Мой глубокий интеллектуальный и эмоциональный импульс должен был разрушить стены между этими очевидно несопоставимыми элементами, которые, кстати говоря, за исключением буддизма, формируют фундамент европейской культуры. Я хотел обнаружить их структуру и, если угодно, соединить их в синтезе. Я хотел показать, что эти несопоставимые философские школы являются только различными гранями одной позиции, одной основной концепции. Возможно, я лучше всего объясню, что имею в виду, сказав, что Майстер Экхарт и Маркс — два моих любимых автора. Считается, что Маркс и Экхарт — это две противоположности, и многие, наверное, сейчас подумали, что я, видимо, слабоумный, если соединяю их. Но радикализм Экхарта и философия Маркса удивительно схожи в своем стремлении исследовать вещи от поверхности явлений до самой сути.
Мы думаем что, если у нас нет Баала или Астарты, то у нас нет идолов и идолопоклонников. Но мы слишком легко забыли, что у наших идолов другие имена. Их зовут не Баал и Астарта, их имена — обладание, власть, материальные ценности, товары, честь, слава и все то, чему люди поклоняются сегодня и то, что порабощает их.

Гуманистический социализм Маркса был быстро и полностью фальсифицирован в так называемых социалистических странах.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 20-05, 03:33 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Фромм Может ли человек преобладать

Содержание книги далеко от общего направления представляемых выписок. Если она и относится к психологии, то скорее, к социальной.
Тем не менее, Фромм широко представлен в этой ветке, а потому выписки могут заинтересовать симпатизирующих данному автору.
Чуждающиеся политологии, философии истории и просто истории вряд ли найдут здесь что что-то для себя интересное.


Полностью - тут:
http://www.tinlib.ru/psihologija/mozhet ... dat/p1.php


Изображение



Эрих Фромм
Может ли человек преобладать?

Мы снова повторяем, что нет предела податливости человеческого существа, и при беглом анализе это кажется правдой. Обзор человеческого поведения на протяжении веков, показывает нам, что в нем практически нет действий, от наиболее благородных до наиболее низких, на которые человек был бы не способен и которые бы не совершил.
В утверждении, что человек бесконечно податлив, подразумевается то, что он может быть физиологически живым, но разум его будет искалеченным. Такая личность несчастна, она не будет испытывать радости. Она будет испытывать ожесточение, и это ожесточение будет делать ее деструктивной. Только в случае, если человек сможет разорвать этот порочный круг, он сможет снова открыть для себя возможность радости.

... Желание выгоды можно, конечно, объяснить так, но подобный взгляд на мотив выгоды не является образцом нормы в современном индустриальном обществе. Выгода — есть просто доказательство правильности экономического поведения и, следовательно, критерий успешного бизнеса.

.. То, что выдается за любовь к другому индивиду, часто доказывает, что это не что иное, как зависимость от этой личности. Любой, кто любит одну личность, на самом деле не любит никого.

Несмотря на то что марксистский социализм XIX в. был самым существенным духовным и моральным движением столетия, антипозитивистским и антиматериалистическим в своей сущности, он медленно трансформировался в чисто политическое движение Интерпретация социализма в терминах, присущих капиталистическим категориям, привела к новой политике социалистических партий, целью которых стало скорее государство всеобщего благосостояния, чем осуществление мессианских надежд, которых придерживались основоположники социализма.
Война 1914 г., эта бесчувственная кровавая резня миллионов людей всех национальностей ради неких экономических преимуществ, привела к возрождению — в новой и насущной форме — старого социалистического лозунга — против войны и национализма. Радикальные социалисты во всех странах были глубоко возмущены войной и встали во главе революционных движений России, Германии и Франции. Фактически радикализация социалистического движения была тесно связана с циммервальдским движением, попыткой международных социалистов покончить с войной.

Ленин, отдавая приказ о наступлении на Варшаву, после успешного отражения польского нападения, поддавшись безумной надежде на мировую революцию, был в то время менее реалистичен, чем Троцкий, который (вместе с Тухачевским) выступал против наступления на Варшаву.
Я устою перед искушением обсудить здесь ошибки Ленина и Троцкого и вопрос, в какой степени они следовали учению Маркса. Достаточно сказать, что ленинская концепция о том, что истинная заинтересованность делами рабочего класса свойственна лишь руководящей элите, а не большинству трудящихся, не была марксистской; фактически Троцкий стоял в оппозиции к ней на протяжении долгих лет своих разногласий с Лениным; Роза Люксембург, одна из недрогнувших и самых дальновидных марксистских революционных лидеров, также выступала против вплоть до ее предательского убийства немецкими солдатами в 1919 г. Ленин не замечал того, что видела Роза Люксембург и многие другие, того, что централизованная, бюрократическая система, в которой элита правит для рабочих, должна превратиться в систему, где она будет властвовать над рабочими и уничтожит все, что осталось в России от социализма. Но какими бы ни были разногласия между Лениным и Марксом, остается фактом, что великая надежда потерпела неудачу во второй раз. В этот раз провал застал Ленина и Троцкого, которые находились у власти, перед исторической дилеммой: как направлять социалистическую революцию в стране, лишенной объективных условий для того, чтобы стать социалистическим обществом. Им не суждено было решить эту дилемму. Ленин после первого удара в 1922 г., который сделал его практически недееспособным, прожил лишь до 1924 г. Троцкий был отстранен от власти несколькими годами позже; Сталин, с которым Ленин разорвал все личные отношения в последние месяцы перед смертью, вступил во владение страной.
Смерть Ленина и поражение Троцкого только ускорили конец периода революционных движений в Европе и надежд на новый социалистический порядок. После 1919 г. революция начала отступать, и с 1923 г. уже не было сомнений в ее поражении.

II. ПРЕВРАЩЕНИЕ СТАЛИНЫМ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ В АДМИНИСТРАТИВНУЮ

Сталин — практичный и циничный оппортунист, с ненасытной жаждой личной власти, исказил последствия провала. При его характере социализм никогда не означал для него человеческой мечты Маркса и Энгельса, и, следовательно, у него не было сомнений в проведении форсированной индустриализации в России под названием «социализма в отдельно взятой стране». Формулировка была лишь откровенным прикрытием для цели, которая должна была быть достигнута, — построение тоталитарного государственного менеджериализма в России, и скорейшее накопление средств (и мобилизация человеческой энергии), необходимых для достижение этой цели.
Несмотря на то что и Ленин, и Троцкий также верили в то, что после краха революции в Германии надежда России в стремительной индустриализации, их социалистическое видение оставалось искренним, и, следовательно, они никогда бы не назвали эволюционирующую систему «социализмом». В апреле 1917 г. Ленин заявил со всей ясностью, что введение социализма не является задачей текущего момента, которая заключается просто в переходе контроля над производством и распределением к Советам рабочих депутатов.
(Я использую термин индустриальный «государственный менеджериализм» как лишенный определенной двойственности и трудностей, сопутствующих термину «государственный капитализм». В ходе последующего обсуждения станет ясно, какие элементы капитализма обнаруживаются в сталинской системе и какие есть существенные различия. Другой термин, который может быть использован, — это введенный одним из ведущих немецких марксистских экономистов Хильфердингом термин «тоталитарная государственная экономика». )

Сталин ликвидировал социалистическую революцию во имя «социализма». Он использовал террор, чтобы принудить население смириться с материальными лишениями, которые были результатом быстрого наращивания базовых отраслей промышленности за счет производства потребительских товаров; более того, террор служил для создания новой рабочей морали, мобилизуя энергию в большинстве своем аграрного населения и заставляя его работать в темпе, необходимом для быстрого индустриального расширения. Возможно, он использовал террор в значительно большей степени, что было необходимо для выполнения его экономической программы, поскольку он был одержим экстраординарной жаждой власти, параноидальным подозрением в соперничестве и патологическим удовольствием от мести.
То, как он трансформировал коммунистическое движение в инструмент внешней политики России, будет описано позднее.
Поскольку целью Сталина был высокоиндустриализированный централизованный русский государственный менеджериализм, он, конечно, не мог открыто сказать об этом. Только террор, даже самый жестокий, не смог бы принудить массы к сотрудничеству, если бы Сталин не умел влиять на разум и мысли людей. Он, конечно, мог бы сделать поворот на 180°, организовав идеологическую контрреволюцию, взяв на вооружение национал-фашистскую доктрину. Тогда у него появились бы идеологические средства, которые привели бы к похожему результату. Сталин не выбрал этот путь, и, следовательно, ему ничего не оставалось, как использовать единственную идеологию, имевшую в то время какое-то влияние на массы, — идеологию коммунизма и мировой революции. Религия была унижена коммунистической партией; национализм обесценился; единственной престижной доктриной оставался «марксизм-ленинизм». Но не только это; фигуры Маркса, Энгельса и Ленина имели харизматическую привлекательность для русских людей, и Сталин использовал эту привлекательность, представив себя их законным преемником. Для того чтобы совершить этот великий исторический обман, Сталин избавился от Троцкого и в конечном счете истребил всех старых большевиков, чтобы очистить себе путь для преобразования социалистической цели в другую — реакционный государственный менеджериализм. Он переписал историю так, чтобы исчезла даже память о старых революционерах и их идеях. Возможно, он боялся и подозревал их из-за своей паранойи, потому что чувствовал вину за предательство идеалов, символами которых они являлись.
Сталин заложил основу новой, индустриализированной России. Он достиг этой цели, безжалостно разрушая человеческие жизни и счастье, цинично сфальсифицировав социалистическую идею, и при помощи жестокости, которая вместе с бесчеловечностью Гитлера разъедала чувство гуманности остального мира.

Насколько далеко такой советский лидер, как Хрущев, отошел от марксистской концепции социализма, становится совершенно ясно из разговора между ним и президентом Сукарно2. Сукарно3 сформулировал в простой и достаточно правильной форме традиционную социалистическую концепцию: «Индонезийский социализм... направлен на достижение хорошей жизни для всех, без эксплуатации». Хрущев: «Нет, нет, нет. Социализм означает, что каждая минута просчитана, жизнь строится на расчете». Сукарно4: «Это — жизнь робота»5. Ему следовало добавить: и ваше определение социализма в действительности является определением капиталистического принципа.
(...Здесь необходимо отметить, что эта ссылка на Маркса — циничная фальсификация; Маркс говорил о свободном времени изначально как о подлинном царстве свободы, которое начинается, когда заканчивается работа, и в котором человек может раскрыть свои собственные силы — как цель саму по себе, а не как средство достижения производительности.)
как указывал Маркузе1, советская мораль похожа на кальвинистскую трудовую этику: обе «отражают необходимость объединения больших масс «отставших» людей в новую социальную систему; необходимость создания хорошо подготовленной, дисциплинированной рабочей силы, способной принять бессрочную рутину рабочего дня с этическими санкциями, производящую все возрастающее, сверх разумного предела, количество товаров, в то время как разумное использование этих товаров для нужд отдельных людей постоянно задерживается обстоятельствами»2. Советская система в своих организационных методах, так же как и в психологических целях, комбинирует (или «складывает подобно телескопу», как удачно говорит Маркузе) старые с очень новыми фазами, и именно это складывание подобно телескопу делает столь трудным для западного наблюдателя понимание ее — не говоря уже о дополнительной сложности, которую эта система выражает в идеологических терминах марксистского гуманизма и философии Просвещения XVIII в.
В то время, как на словах советская идеология признает Марксов идеал «разносторонней личности», которая не прикована всю жизнь к одному занятию, советское образование направляет все свои усилия на подготовку — подготовку специалистов на базе тесной кооперации учебы и производства» — и призывает к «усилению связи науки с производством, с конкретными требованиями национальной экономики»3.

Советская культура сосредоточена вокруг интеллектуального развития, отрицая развитие эмоциональной стороны человеческой личности. Последний из названных фактов находит свое выражение в низком уровне советской литературы, изобразительного искусства, архитектуры и кино. Во имя «социалистического реализма» культивируется низкий уровень викторианского1 буржуазного вкуса, и это в стране, которая, особенно в литературе и кино, была когда-то одной из наиболее творческих в мире. В то время как в некоторых традиционных видах искусства, таких как балет и исполнение музыкальных произведений, русские демонстрируют ту же одаренность, которая была присуща им на протяжении многих поколений, виды искусства, связанные с идеологией, особенно литература и кино, не показывают и толики этой креативности. Они наполнены духом крайнего утилитаризма, дешевых призывов к труду, дисциплине, патриотизму и т. д. Отсутствие каких-либо истинных человеческих чувств — любви, печали или сомнений, выдают степень отчуждения, которая вряд ли превышена где-либо в мире. В этих фильмах и романах мужчина и женщина превращены в вещи, полезные для производства и чуждые для самих себя и друг друга.

Глава III. Является ли мировое господство целью советского союза?

Политика и общественное мнение в Соединенных Штатах базируются на предпосылках, что Советский Союз является: 1) социалистическим государством и 2) революционной и/или империалистической системой, нацеленной на покорение мира. Каждая из этих предпосылок требует детального исследования. В то же время внимание должно быть обращено на связь между внутренней социальной структурой Советского Союза и его революционной и/или империалистической направленностью на мировое господство.

I. ЯВЛЯЕТСЯ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ СИСТЕМОЙ?

Ответить на вопрос о социалистическом характере Советского Союза можно, только сравнив видение социализма Марксом и действительность советской системы. Какие логические основания есть у советских лидеров, от Сталина до Хрущева, чтобы называть их систему социализмом? Они делают это заявление исключительно на основе своего толкования Марксова социализма, в котором определяющими для социалистического общества считаются два фактора: «социализация всех средств производства» и плановая экономика. Но социализм в понимании Маркса или, коли на то пошло, в видении Оуэна, Гесса, Фурье, Прудона и т. д., не может быть определен таким образом.
( наши общественные газеты и книги «затушевывают тот факт, что литература социалистического протеста — одна из самых подвижных и ищущих в моральном плане среди всех летописей человеческой надежды и отчаяния. Отделаться от этой литературы, оставив непрочитанной, очернить ее, даже приблизительно не понимая, что она представляет, не просто ужасно, но и опасно глупо»1. )
Понимание Маркса уже в самом начале блокируется одним из самых распространенных и совершенно ошибочных стереотипов — «материализмом» Маркса1. на самом же деле теория Маркса изначально стоит в оппозиции к этому приписываемому ему материализму. Главным в его концепции социализм является обществом, которое благосклонно к людям, живущим в полном смысле этого слова, а не имеющим больше. Марксов исторический материализм вообще не говорит об экономическом факторе как о психологической мотивации.
Человек, как учил Маркс, развивает свой потенциал в процессе истории. Ему следует быть тем, кем он может быть, тем, кем еще не является.

В современном индустриальном обществе человек, по Марксу, достиг пика отчуждения. В процессе производства отношение рабочего к своей собственной активности существует как нечто «не относящееся к нему. В то время как человек, таким образом, становится чуждым самому себе, продукт труда становится «чуждым объектом, господствующим над ним». Трудящийся существует для процесса производства, а не процесс производства для трудящегося»1. Не только вещи, производимые человеком, становятся его повелителями, но также социальные и политические обстоятельства, которые он создает. «Это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещественную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, идущую вразрез с нашими ожиданиями и сводящую на нет наши расчеты, является одним из главных моментов в предшествующем историческом развитии»2. Тот человек, который всесторонне развит, тот человек, который является субъектом, а не объектом истории, тот человек, который перестанет быть «уродливым чудовищем и станет полноценным человеческим существом», и есть, в соответствии с Марксом, цель социализма.

Цель человека, в концепции Маркса, независимость и свобода. «Существо, — говорит он, — не воспринимает себя независимым, пока не является хозяином самому себе, и только тогда оно им становится, когда отвечает за свое существование перед самим собой. Человек, живущий в угоду другому, считает себя зависимым существом». Как полагал Маркс, человек независим только тогда, когда он «полностью принимает свое существование во всем его многообразии, и таким образом, как полноценный человек. Все его человеческие связи с миром — зрение, слух, обоняние, осязание, чувство вкуса, мышление, наблюдательность, чувствование, желание, деятельность, любовь, — короче говоря, все органы его личности... являются... восприятием человеческой действительности
собственность сделала нас столь глупыми и пристрастными, что предмет является нашим, только если мы владеем им, когда он существует для нас в роли капитала, когда его можно съесть, выпить, носить, можно в нем жить и т. д., короче говоря, использовать каким-то способом... Таким образом, все физические и интеллектуальные чувства были заменены простым отчуждением всех этих чувств — чувством обладания. Человек должен был быть опущен в эту абсолютную нищету, чтобы обрести возможность дать рождение всему своему внутреннему богатству»2.

Социализм для Маркса — что П. Тилих обозначил как «движение сопротивления против разрушения любви в общественной действительности»1
Продуктивная, свободная, независимая, любящая личность — таково было видение человека Марксом. Он не был озабочен максимальным производством и потреблением, хотя он был сторонником того, чтобы сделать возможным для каждого достижение экономического уровня, являющегося основой достойной человеческой жизни. Главное убеждение Маркса было связано с освобождением человека от того вида работы, который разрушает его индивидуальность, превращая в вещи, выведением его из состояния рабского подчинения вещам, им же созданным.
Концепции Маркса берут начало в «пророческом мессианстве, в индивидуализме Ренессанса и в просвещенном гуманизме. Философия, лежащая в основе его концепции, — это философия активной, продуктивной, связной личности, философия, которую наилучшим образом представляют имена Спинозы, Гете, Гегеля.
То, как идея Маркса была деформирована и искажена, превращена практически в свою противоположность и коммунистами, и противниками социализма из капиталистического лагеря, является отличным — хотя отнюдь не единственным — примером человеческой способности извращать факты и мыслить иррационально. Однако чтобы понять, представляют ли Советский Союз и Китай марксистский социализм и чего действительно можно ожидать от подлинно социалистического общества, важно осознать то, что имел в виду Маркс.

Сам Маркс не считал бы Советский Союз и Китай социалистическими государствами. Это следует из следующего высказывания: «Этот (вульгарный) коммунизм1, который отрицает человеческую личность в любой социальной сфере, лишь логическое выражение частной собственности, которая и есть это отрицание. Всеобщая зависть, возвысившаяся как сила, является лишь закамуфлированной формой алчности, которая сама восстанавливается и удовлетворяет себя различными способами. Сырой, незрелый коммунизм — лишь кульминация этой зависти и уравниловки по принципу снижения до заранее определенного минимума. В какой малой степени эта отмена частной .собственности исполняет свое истинное предназначение, показывают трудное для понимания отрицание целого мира культуры и цивилизации и регресс к противоестественной непритязательности бедной и лишенной желаний личности, которая не только не превосходит частную собственность, но даже не добивается этого. Это сообщество — всего лишь сообщество по работе и равенству зарплаты,
В то время как он кое-где изменил свою терминологию, не подлежит сомнению, что основные гуманистические идеи молодого Маркса лежали в основе его мышления на протяжении всей жизни, до последних страниц «Капитала». Детальное обсуждение целостности мышления Маркса можно найти в книге «Концепция человека» у К. Маркса. См. Фромм Э. Душа человека. М., 1998. — Прим. пер.

Кто угодно, но только не Маркс, верил в отрицание личности и в то, что социализм означает всеобщую уравниловку. Его ошибки имеют различное происхождение, но не имеют ничего общего с недооценкой индивидуальности. Он недооценивал запутанность и силу человеческих иррациональных страстей и его готовность принять системы, которые могут освободить его от ответственности и груза свободы. Он недооценивал способность капитализма восстанавливать свои силы и огромное количество форм, в которые эта система может эволюционировать и таким образом предотвращать неизбежные, катастрофические, как считал Маркс, последствия своих внутренних противоречий. Другая ошибка Маркса заключалась в том, что он не понимал, что изменение во владении может быть только изменением в области управления, от владельцев к бюрократии, действующей от имени акционеров или государства, и что это изменение может иметь незначительное (либо не иметь вообще) влияние на реальное положение рабочих внутри системы производства.

с нарастающим развитием не только экономические, но и психологические, духовные, гуманные цели социализма были заменены целями победоносной капиталистической системы — целями максимальной экономической эффективности, максимального производства и потребления.
Оба крыла социализма забыли, что Маркс ставил целью общество, отличное в человеческом плане, а не просто более процветающее; Его концепция социализма, несмотря на изменения в его собственном мышлении, в принципе подразумевала общество, в котором каждый гражданин будет активным и ответственным членом сообщества, участвующим в управлении всеми социальными и экономическими механизмами, а не — как в современной советской практике — «цифрой», которая накачивается идеологией и управляется ничтожным бюрократическим меньшинством. Для Маркса социализм был управлением общества снизу, его членами, а не сверху, бюрократией. Советский Союз может быть назван государственным капитализмом или как-то еще; но только одному определению эта менеджериальная, бюрократическая система не может соответствовать — «социализму», как понимал его Маркс. Не может быть дано лучшего ответа чем утверждение, что «между истинным значением послания Маркса и практикой и идеологией большевизма такая же пропасть, какая разделяла религию смиренных галилеян и идеологию кардиналов или воителей средневековья»1.

Советский Союз служит западному индустриальному обществу предостережением того, куда мы можем прийти, если будем продолжать двигаться в сегодняшнем направлении.
Советская система — эффективная, полностью централизованная система, управляемая промышленной, политической и военной бюрократиями; это скорее завершенная «менеджериальная революция», чем социалистическая революция. Советская система — не противопоставление капиталистической системе; это то, во что разовьется капитализм, если мы не вернемся к принципам западной традиции — гуманизму и индивидуализму.
Русские верят, что они представляют социализм, потому что говорят на языке марксистской идеологии, и они не осознают, насколько их система похожа на одну из наиболее развитых форм капитализма.
Мы на Западе верим в то, что представляем систему индивидуализма, личной инициативы, гуманистической этики, потому что мы держимся за нашу идеологию и не видим, что наши институты на самом деле все больше и больше походят на ненавистную коммунистическую систему. Мы верим, что сущность коммунистической системы в России — подчинение отдельной личности Государству, и, следовательно, она не свободна. Но мы не признаем, что в западном обществе отдельный человек все более и более подчиняется экономической машине, большой корпорации, общественному мнению. Мы не осознаем, что отдельная личность, сталкиваясь с гигантским предприятием, гигантским правительством, гигантскими профсоюзами, боится свободы, не верит в свои силы и ищет укрытия в установлении тождественности с этими гигантами.
Итак, вопрос, является ли советская система социалистической, получил отрицательный ответ. Мы сделали вывод, что это — государственный менеджериализм, использующий методы тотальной монополизации, централизации, манипулирования массами и медленно продвигающийся в осуществлении этого манипулирования от методов насилия к методам массового внушения. Он, все еще сохраняя социализм в некоторых своих проявлениях и свое особое противоречие в социальном и человеческом плане, что обеспечивает сохранение прежнего курса.

На Западе это нарушение обещания было в основном интерпретировано не только как признак сталинской ненадежности, но также как доказательство его намерения завоевать Европу и затем мир.

Идеи, Маркса стали идеологиями. Верх одержала новая бюрократия и установила свое господство, используя принципы, прямо противоположные первоначальным идеям. Русские заявляют, что у них бесклассовое общество, что у них подлинная демократия, что они идут по пути отмирания государства, что их цель — наиболее полное развитие личности и самоопределение человека. Все это идеи Маркса, которые он разделял с другими мыслителями социалистической и анархистской ориентации, идеи, развитые в русле философии Просвещения и в конечном счете в русле всей традиции западного гуманизма. Что же касается русских, они превратили эти идеи в идеологию; бюрократия, которая повышает роль государства за счет индивида, правит под знаменем идей развития личности и равенства людей.

Сталин или Хрущев использовали слова Маркса, но делали они это идеологически, так же как многие из нас используют слова Библии, Джефферсона, Эмерсона — тоже идеологически. Но мы не осознаем идеологический и ритуальный характер коммунистических фраз, так же как мы не усматриваем идеологию и ритуал во многих наших высказываниях. Поэтому, слушая Хрущева, цитирующего Маркса или Ленина, мы думаем, что он понимает, что они значат; на самом же деле эти идеи не более реальны для него, чем желание европейских колонистов спасти души язычников. Парадоксально что только здесь, в Соединенных Штатах, мы воспринимаем коммунистическую идеологию всерьез, в то время как русские вожди с большим трудом ставят ей подпорки в виде национализма, этического учения, материальных стимулов.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 11-02, 13:05 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Каргополов В. Путь без иллюзий. В 2-х томах

Цитата:
Не нужно искать место Силы. Самое лучшее на свете место Силы - то самое, на котором ты сидишь во время медитации. Не нужно искать Учителя в надежде, что он решит за тебя твои проблемы. Самый лучший на свете Учитель - это твое собственное сознание, когда ты сидишь в медитации.
Не нужно искать волшебные амулеты и предметы Силы. Самый могущественный предмет силы - это твое собственное тело, когда ты выполняешь дыхательную практику. Не нужно бегать по белу свету в поисках истинного Пути, подобно тому, как ошпаренный пес бегает по двору. Наивысший Путь уже находится здесь, прямо под твоими ногами.


Полностью - тут:
http://www.torrentino.me/torrent/931146

Изображение

Изображение


ВЛАДИМИР КАРГОПОЛОВ
ПУТЬ БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ
Том I
Мировоззрение нерелигиозной духовности

Шопенгауэр делает важный практический вывод: «Во всякой науке полное понятие о ней получается лишь после того, как пройден весь курс её и затем возвращаются к началу».
Как сказал Герберт Спенсер, «если знания человека в беспорядочном состоянии, то чем больше он имеет их, тем сильнее расстраивается его мышление».

Разум может обеспечить непротиворечивость и взаимосогласованность системы знаков и символов, претендующих на описание реальности, но разум не гарантирует адекватности этого отражения, его истинности.
предлагаю посетить кладбище отживших научных теорий. Их авторы, смею заверить, были не глупее, чем мы с вами, напротив, многие были гораздо умнее нас, однако это им, как видим по результатам, не сильно помогло.

Логика, не обоснованная интуицией, в любой сфере своего действия неизбежно создаёт ложные неадекватные теории. Логичность и адекватность – совершенно разные вещи, и из первой вовсе не вытекает автоматически вторая.
.. однако, многие люди, искренне считающие себя разумными существами, сплошь и рядом делают сходную ошибку: цепляются за чисто внешние, формально-логические противоречия в словах собеседника, при этом полностью игнорируя их смысловое содержание и контекст, в котором эти слова произносятся. Грустное это зрелище – видеть самоуверенное интеллектуальное
ничтожество, слушающее умного человека не с тем, чтобы чему-то у него научиться, что-то почерпнуть, а с тем, чтобы поймать своего собеседника на каком-либо формальном противоречии и самоутвердиться таким образом за его счёт. Ну что ж, недаром в Писании как раз для таких случаев сказано: «Не мечите бисер перед свиньями, ибо они оборотятся на вас и растерзают вас». Такой нездоровый стиль общения встречается значительно чаще, чем это кажется на первый взгляд.
На самом деле живая нормальная речь и должна быть противоречивой, а полностью лишенной противоречий может быть только речь шизофреника. Мышление и речь истинны лишь постольку, поскольку их поддерживает интуиция, которая оживляет их и наполняет содержательным смыслом. Если же такой поддержки нет, то основанное на них поведение будет неадекватным, приведёт к столкновению с реальностью, человек неизбежно придёт в противоречие с окружающим миром и самим собой.
во всех случаях психической патологии, связанных с поражением информационного аспекта личности, – налицо неспособность примирить и интегрировать внутриличностные, внутрипсихические противоречия. К этому относится и шизофренический схизис и невротический конфликт. Если духовная зрелость – это Тай-цзи, как полная интеграция противоположностей, то на другом полюсе – их принципиальная несовместимость и противостояние.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 04-12, 09:52 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Топология субъекта - Тхостов

Полностью - тут:
http://www.psychology.ru/library/00058.shtml


Изображение

А.Ш.Тхостов

ТОПОЛОГИЯ СУБЪЕКТА
(ОПЫТ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ)

Границы "Я" или "зонд" сознания

Субъект-объектное членение реальности – одна из самых фундаментальных оппозиций, укоренившихся в мышлении человека нового времени.
Эта простая и очевидная интуиция сразу же становится запутанной, если мы зададимся несколькими простыми вопросами. Что служит критерием различения этих событий? Является ли эта граница устойчивой, что ее определяет и как она устанавливается?
Неоднозначность местоположения такой границы может быть продемонстрирована в классическом психологическом феномене зонда (Бор, 1971; Леонтьев, 1975). Его смысл заключается в том, что человек, использующий для ощупывания объекта зонд, парадоксальным образом локализует свои ощущения не на границе руки и зонда (объективно разделяющей его тело и не его зонд), а на границе зонда и объекта. Ощущение оказывается смещенным, вынесенным за пределы естественного тела в мир внешних вещей. Зонд, включенный в схему тела и подчиненный движению, воспринимается как его продолжение и не объективируется.
А.Н.Леонтьев проницательно отмечал, что локализация объекта в пространстве выражает его отделенность от субъекта: это "очерчивание границ" его независимого от субъекта существования.

...Однако, мы сталкиваемся с весьма интересным явлением: с полной утратой самого субъекта, обнаруживающего себя лишь в месте столкновения с "иным" и отливающегося в его форму; со странной "черной дырой" чистого познающего Ego, не имеющего ни формы, ни содержания и ускользающего от любой возможности его фиксации. Феноменологически это проявляется в интенциональности сознания, являющегося всегда "сознанием о" (Brentano, 1924; Husserl, 1973) и его "трансфеноменальности" (Sartre, 1988). Собственно субъект, чистое Ego познающего сознания прозрачно для самого себя и если удалить из него все объективированное содержание, все не-сознание, то не остается ничего, кроме неуловимой, но очевидной способности проявлять себя, создавая объекты сознания в виде ли мира, тела или эмпирического и особого, трудно передаваемого "чувства авторства".
В этом виде оно представляет собой весьма специфическую реальность. Про него трудно сказать, что оно обладает определенными качествами: оно не имеет "природы". Сознание – "ничто" в том смысле, что невозможно найти феномен, о котором мы могли бы сказать, что вот именно это и есть сознание (Sartre, 1988).
Но каким же образом с этой точкой зрения согласуется тот очевидный для каждого факт, что кроме "черной дыры" и объективированного мира существует огромная область "эмпирического я"? Ведь на самом деле существует мое тело. Я знаю, что это я испытываю те или иные чувства, это мои воспоминания, это я думаю или говорю. Эти очевидные для каждого интуиции невозможно просто отбросить.

Феномен тела
Можно попытаться ответить на эти вопросы, начав. с феномена "тела", использовав его как удобную модель для понимания феноменологии "своего" и "чужого". "Собственное тело для нас прототип и ключ всех форм. Только его мы знаем динамически, изнутри, и лишь в силу этого знания получаем возможность истолковывать. как форму пространственные грани вещей." (Бахтин Н., 1993).
Тело, полностью подчиненное субъекту, есть универсальный зонд и должно осознаваться лишь на уровне своих границ, разделяющих мир и субъекта, вернее, именно своими границами, уподобляющимися границам мира.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 20-01, 00:05 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
О природе сознания
С когнитивной, феноменологической и трансперсональной точек зрения
- Гарри Хант

Цитата:
Каково соотношение между мистическим опытом и обыденным сознанием, между принципами современной физики и механизмами восприятия у всех передвигающихся существ, между нашим человеческим самосознанием и более первичной чувствительностью простейших организмов? Эта книга посвящена исследованию сознания в диапазоне от представлений античной Греции до экспериментальной нейропсихологии и эмпирических традиций интроспекции и медитации.

Цитата:
Харри Хант (Harry T. Hunt) получил докторскую степень по Психологии в Университете..., где он исследовал медитацию с поддержкой Абрахама Маслоу.
Он Профессор Психологии ... Университете. Он автор книг «Множественность снов» (1989) и «О природе сознания» (1995) переведенные на русский, а так же «Жизнь в духе" (2005), опубликованная State University of New York Press.
Он опубликовал эмпирические исследования на темы: осознанных сновидений, странных снов, медитативных и интроспективных состояний сознания, креативности и метафоры, трансперсональные и синэстетические опыты в детстве; теоретические доклады о когнитивной психологии мистического опыта, метафоры и высшие состояния сознания, и феноменологические-экзистенциальные основы психологии.


Полностью - тут:
https://www.koob.ru/hunt/

Изображение

Гарри ХАНТ
О ПРИРОДЕ СОЗНАНИЯ

Хант Г.Т.
О природе сознания: С когнитивной, феноменологической и трансперсональной точек зрения

СОДЕРЖАНИЕ
Код:
Часть I. Сознание в контексте: психология, философия, культура .......................................................................................       25
1. Самый фундаментальный или самый ошибочный
из эмпирических вопросов: Что такое сознание? ....................       27
Сознание и его противоречия ...............................................       27
Место сознания в психологии
и его фрагментарная история ................................................       30
Направления дальнейших исследований.............................       34
Преобразования сознания как первичные данные
для когнитивной теории.....................................................       34
«Высшие состояния сознания» и социальная наука:
возобновление диалога между наукой и религией ...........       37
Сознание и физическая метафора..........................................       40
Вокруг сознания, с разрешения «Оксфордского словаря
английского языка» .............................................................       41
Некоторые философские огбворки в отношении
понятия сознания: Виттгенштейн и Хайдеггер ...............       53
2.  Познавательная способность и сознание ..............................       60
Возобновление спора о сознании: вторичный побочный
продукт или фундаментальная способность? ..................       60
Система сознательной осведомленности
и ее многообразные проявления ........................................      68
Когнитивное бессознательное: отдельная система
или прото-сознание? ...........................................................      73
Переживание когнитивного бессознательного:
микрогенез осознания .........................................................      79
«Поглощенность» непосредственным состоянием
как размерность индивидуальных различий....................      88
Часть II. Сознание, мозг и организм: Насколько много нейрофизиология может рассказать нам о сознании?.........      93
3.  Сознание как эмерджентное качество: неуместность специфической нейрофизиологии .............................................      95
Эмерджентный холизм Сперри.............................................      96
Концепции синтеза и самоорганизации
как эмерджентных свойств нервной системы..................       98
Холономия (закон целого) ......................................................       98
Коннекционизм ........................................................................     101
Нелинейная динамика и теория хаоса .................................     104
Искусственный интеллект: функции сознания как
эмерджентные качества рекурсивного вычисления........     108
Джеймс Гибсон и экологический строй:
примат восприятия ..............................................................     114
Объемлющий зрительный ряд Гибсона.................................     114
Две системы восприятия: «непосредственное
восприятие» по Гибсону и «распознавание»....................     121
Сознание и мир у Гибсона, Хайдеггера и Лейбница ...........     123
4.  Сознание как локализованное: Нервные зоны конвергенции и система сознательной осведомленности.......     128
Локализация функции: объяснение
или конкретное воплощение? ............................................     128
Пенфилд и таламо-ретикулярная система ...........................     132
Эдельман и Тулвинг: «вспоминаемое настоящее»
и его лимбическая локализация.........................................     135
Самосоотносительное сознание............................................     140
Газзанига: традиционный примат языка
в противовес правополушарному сознанию .....................     140
Гешвинд: межмодальное преобразование,
самоосведомленность и многообразие
символических форм............................................................     144
5. Сознание животных: возникновение первичной чувствительности у простейших и самосоотносительного сознания у высших приматов.....................................................     159
Возобновление споров о сознании у животных .................     159
Первичная осведомленность у подвижных организмов ....     163 Отражение первичной чувствительности у простейших ...     167
Потенциал действия нейрона как движение простейших ...     171 Возникновение самосоотносительных познавательных способностей у высших обезьян........................................     179
Часть III. Феноменология сознания........................................     189
6.  Уильям Джемс и поток сознания: метафора снаружи,
зеркало внутри..............................................................................     192
Идея феноменологии у Джемса и ее
множественное влияние......................................................     192
Поток сознания как само-преобразующий диалог .............     197
Поток как метафора — поток как реальность.....................     205
Неразделимость сознания и мира
в поздних работах Джемса.................................................     205
Метафора................................................................................     206
Реальность ..............................................................................     210
Внутренние и внешние отражения динамики потока
и турбулентности.................................................................     218
Архетипы опыта: метафора или мир? ..................................     221
Часть IV. Образные основы сознания: ординарного
и неординарного, древнего и современного...........................    225
7. Синестезия: внутренний лик мысли и смысла .....................    227
Разрешение Вюрцбургского спора: мысль
как синестезия......................................................................    227
Противоположная позиция: синестезии как
до-символический феномен ...............................................    239
Межмодальные слияния в ге'ометро-динамических
паттернах образов и жестов ...............................................    248
Опыт «белого света» и сходные состояния:
межмодальные или до-сенсорные? ...................................     254
8. Множественность образов: феноменология и некоторые ограничения лабораторных исследований................................    259
Современные исследования образов....................................    259
Образ как восприятие или суждение: спор, который
выиграли все стороны .........................................................    261
Зрительные образы и обращения гештальта: решающая
проверка или разные формы образности? ........................    266
Из чего сделаны сновидения: множественность
образов сновидений.............................................................    269
Абстрактные образы: еретическая революция ...................     274
Некоторые следствия метафорически-образной теории символического познания......................................     282
9.  Sensus Communis: история межмодальной теории разума ...    286
Аристотель и sensus communis: неопределенность
и отрывочность ранних представлений ............................    287
«Мысль сердца» в романтизме: восстановление
sensus communis в качестве воображения.........................    295
Происхождение sensus communis:
феноменология сознания в древнегреческой
и древнеиндийской мысли..................................................     300
Древнегреческая феноменология обыденного ума..............     300
«Ум как таковой» в Греции и Индии: вертикальная
ось сознания, связывающая сексуальность
и духовность, время и вечность ........................................     303
Значение и следствия: примат опыта
и его периодическое восстановление................................    308
Часть V. Надличностный опыт и рефлексивность человеческого существования .................................................     313
10.  Когнитивная психология надличностных состояний........    315
Опыт присутствия и открытости
как сложная синестезия......................................................     315
Тонкое тело или тело воображения при шизофрении, в классической интроспекции, биоэнергетике и медитации..........................................................................     317
Осознание сущности у А. X. Алмааса: измерение присутствия-открытости и его связь с дилеммами в ощущении самости ...........................................................     330
Измерение присутствия-открытости и его связь с символическим познанием и объемлющим строем Гибсона ....................................................................     336
Кое-что, требующее разъяснения: критические вопросы с позиций когнитивной, психоаналитической и трансперсональной психологии .    338
11.  Хайдеггер, буддизм махаяны и объемлющий
строй Гибсона: Логос чувствительности ..................................    347
Поздний Хайдеггер и буддизм махаяны:
параллельные феноменологии Бытия ...............................     349
Хайдеггер .................................................................................     349
Буддизм махаяны как феноменология человеческого
существования.....................................................................     353
Сближение понимания присутствия-открытости
у Хайдеггера и в буддизме .................................................     358
Некоторые различия между Хайдеггером и
медитативным буддизмом — с Гибсоном
в роли посредника ...............................................................     362
Место истории .......................................................................     362
Отношение человеческих существ
к присутствию-открытости ............................................     363
Место животных: объемлющий строй
как матрица присутствия-открытости ........................     364
Присутствие-открытость как сострадание:
проективный анимизм или само-осознание Бытия? .......     369
Часть VI. Сознание и реальность ............................................    375
12.  Сознание как время ...............................................................     377
Восприятие и стрела(-лы) времени: пульсации
и течение, появление и исчезновение ...............................    378
Co-зависимое порождение живого времени
и самосознания в символическом познании ....................     383
Феноменология: общий поток времени и сознания..............     383
Когнитивные исследования сознания времени:
время как момент, время как поток.................................     385
Переживание времени в презентативных состояниях .......    388
Околосмертный опыт и Вечность: мнение прагматика.....    394
13.  Сознание как пространство: физика, сознание
и примат восприятия ...................................................................    400
Сознание и квант: некоторые конкурирующие варианты ... 402 Физика и сознание: метафора и колеблющаяся граница
между сознанием и миром..................................................    407
Пространства-времена восприятия как первоисточник
современной теоретической физики .................................    411
Представление опыта: некоторые взаимные ограничения
в теоретической физике и теоретической психологии ...     414 Топологии жизненного пространства: несопоставимости
в изобразительном представлении опыта.........................     416
Топологическая психология Левина и ее ограничения..........     416
Динамика изменения в жизненном пространстве
и теория катастроф ..........................................................     419
Граница между жизненным пространством
и чужеродной оболочкой как двойной тор ......................     421
Восприятие, мир, вселенная..................................................     427
Часть VII. Заключительное социологическое
послесловие..................................................................................     429
14. Сознание как общество .........................................................     431
Двойной кризис смысла в современной жизни...................     431
Дюркгейм о коллективном сознании ...................................     437
Социологическая переинтерпретация
парапсихологических исследований.................................     442
«Эффект Махариши» как социальное поле ........................     442
Лабораторная парапсихология как коллективные
флуктуации образов............................................................     446
Некоторые социокультурные следствия..............................     453


В статье «Сознание и его собственник» Г. Г. Шпет убедительно показывал, что сознание ни в каком собственнике нужды не имеет, что сознание как таковое, рассматриваемое в своей сущности, — ничьё. Насколько индивидуальное сознание способно черпать из «ничейного» или чистого сознания, «ничейного» языка, зависит от него самого. Как справедливо заметил Г. Г. Шпет, хитро не «собор со всеми» держать, а себя найти мимо собора, найти себя в своей свободе, а не соборной.
По ходу обследовательского тура читатель встретит и узнает в изложении автора много знакомого. Он, несомненно, узнает идеи полифонии и диалогизма сознания М. М. Бахтина; пространство «между» М. Бубера; идеи о символической природе сознания П. А. Флоренского, А. Белого, М. К. Мамарда-швили и А. М. Пятигорского; идеи Л. С. Выготского о системном и смысловом строении сознания; преодоление субъект-объектной парадигмы и замену ее парадигмой бытие-сознание и парадигмой человек-мир С. Л. Рубинштейна; размышления А. Н. Леонтьева о жизненном мире, стоящим за деятельностью и сознанием; представления В. А. Лефевра о рефлексивных структурах сознания и их рангах; нейропсихологические и вместе с тем антиредукционистские взгляды А. Р. Лурия; аналоги замечательных исследований субсенсорного диапазона Г. В. Гершуни; идеи об участности мышления и сознания в бытии М. М. Бахтина; идеи о спонтанности сознания В. В. Налимова и многое другое.
В.П. Зинчепко

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга представляет собой синтез когнитивного, феноменологического и трансперсонального подходов к сознанию.
В результате такого взаимно преобразующего сопоставления начинают выявляться три темы: 1) возможность того, что состояния сознания дают уникальные, по большей части не принимаемые во внимание данные для общей когнитивной психологии; 2) фундаментальное значение сознания и, особенно, его проявления в многообразии мистического опыта, для формирования главной парадигмы психологии, социологии и антропологии; и 3) необходимость для любого описания сознания физической метафоры и вытекающей из нее идеи неразделимости сознания и мира.
Третья часть является поворотным пунктом в движении книги от когнитивного к надличностному. В Пятой части книги предлагается новая когнитивная теория надличностного опыта в медитативных и подобных им состояниях. Здесь я, вслед за Гербертом Гюнтером, предпринимаю синтез представлений буддизма махаяны о медитативном постижении и эмпирического объяснения Бытия у позднего Хайдеггера. Это дополняется дальнейшим развитием начатого Гибсоном анализа примата восприятия, который отсутствует у Хайдеггера. Понимание медитативных состояний с точки зрения базовой организации восприятия позволяет избежать различных «сверхнатурализмов» «нового века», которыми часто страдает трансперсональная литература.
Сознание — это не «механизм», который следует «объяснять» с точки зрения когнитивной психологии или нейрофизиологии, а первичная категория. оно является контекстом нашего бытия. по контрасту с представлениями о сознании, как о чем-то по самой своей природе личном.

Часть I
Сознание в контексте: психология, философия, культура

Мистические высказывания отражают очень своеобразный и важный способ смотреть на вещи, который является столь же определенным и характерным, как любой другой...
Это мистическое мировосприятие, далеко не будучи особым даром странных людей, именуемых мистиками, скорее составляет часть опыта большинства людей во все времена, подобно тому как представления о горизонте и открытом небе входят в большинство обычных представлений о мире. На горизонте объекты становятся неясными или сильно вытянутыми, параллельные линии сходятся, и так далее; точно так же в мистических областях опыта некоторые вещи выглядят и ведут себя совсем не так, как в ближних или средних пределах опыта... Есть люди, у которых из-за неспособности к математике развивается отвращение ко всему этому предмету, и есть люди, у которых сходное отвращение развивается из-за неспособности к мистицизму, однако отсюда не следует, что та или иная из этих способностей не представляет собой разновидность обычного человеческого дарования, которое выражается в своеобразном типе высказываний и дискурса, по существу, с такой закономерностью, что заслуживает названия «логики».
Дж. Н. Финдли. Логика мистицизма


Сознание и его противоречия

Что такое сознание? Это «нечто» такое, что находится перед каждым из нас в этот самый момент, но чего мы не ищем или не замечаем, как такового, до тех пор, пока не задаемся этим вопросом. Тогда, подобно воде, в которой плавает рыба, оно находится везде и нигде.
Наше непосредственное осознание столь же явно наличествует, как и не поддается однозначному описанию. По отношению к сознанию во многом справедливо то, что Августин говорил в своей «Исповеди» о времени: нам кажется, что мы его вполне хорошо понимаем, до тех пор, пока нас не спрашивают о нем, и именно тогда мы оказываемся в замешательстве.
…постепенно сформировалась «трансперсональная психология» — дисциплина, занятая изучением преобразований сознания — в особенности, связанных с различными медитативными традициями — как потенциальных выражений максимума синтеза и интеграции, доступных сознанию.

Направления дальнейших исследований
Преобразования сознания как первичные данные для когнитивной теории


…это отсутствие поддающейся описанию структуры привело к утрате интереса к сознанию среди экспериментальных психологов в 1920-е гг.
Именно здесь мы можем обратиться к спонтанным преобразованиям сознания, представляющим собой «эксперименты природы» над разумом, которые получили различные названия — «измененные состояния сознания», «надличностные состояния», или, как они именуются ниже — «презентационные состояния». Представляется, что эти феномены дают как раз те эмпирические данные как о природе сознания вообще, так и о его когнитивно-символических процессах, которые теряются в прозрачности обычного осознания. По существу, эти субъективные состояния представляют собой уникальный привилегированный «микроскоп» для синтетической психологии сознания.

Сознание в контексте
в основе не только невербального символического мышления, но даже вербального мышления и синтаксиса.
…Наконец, возьмем описания так называемого «опыта выхода из тела», иногда возникающего при засыпании или встречающегося в качестве типичного элемента в «околосмертных» переживаниях…

«Высшие состояния сознания» и социальная наука: возобновление диалога между наукой и религией
Наше предыдущее определение социальной науки как синтезирующего, свободного объединения модусов мышления естественных и гуманитарных дисциплин, ставит вопрос об отношении подлинной «когнитивной науки» к духовному и религиозному опыту — наиболее полному воплощению модуса осознания в гуманитарной области. Что представляет собой этот опыт с психологической точки зрения и что он мог бы рассказать о человеческом разуме вообще?

… Вероятно, Ницше был первым, кто призывал к «естественной физиологии» экстаза., чистейшим выражением его программы были психоделические исследования 1960-х. По мнению Уильяма Джемса (1902) и Карла Юнга (1953), как наследников проекта Ницше, непосредственное переживание того, что Рудольф Отто (1923) назвал «нуминозным» — культурно инвариантной общей чувственной основы религиозного опыта, — представляет собой эмпирический факт ума. Поэтому его можно изучать «научно». И Джемс, и Юнг, подобно современным трансперсональным психологам, считали, что хотя существование спонтанных религиозных переживаний невозможно установить в качестве «объективной» истины, такого рода переживания можно эмпирически изучать как в плане их когнитивных процессов, так и с точки зрения их влияния на жизнь людей и сообществ. Поэтому наш типично западный спор между наукой и религией можно вести на новом уровне дискурса, где духовность становится рядом эмпирически переживаемых состояний, а социальные науки пытаются понять их следствия для теории человеческого разума.
*) Это в точности соответствует идее К. Уилбера о существовании относительно независимых линий развития различных способностей в эволюции сознания.

Джемс (1890) писал свой двухтомный труд «Начала психологии», умело обобщая психологию своего времени специально для того, чтобы рассмотреть вопрос о свободе воле в рамках научного мировоззрения. В своей книге «Многообразие религиозного опыта» он описывал эмпирическое разнообразие религиозных переживаний, полагая, что их функция состоит в том, чтобы придавать необходимые основу и уверенность нашему ничем не связанному уму. Фрейд и Юнг, разумеется, расходились в вопросе о том, является ли религиозный опыт защитной иллюзией или реальным выражением врожденного архетипического воображения. Природа религии и религиозного опыта занимала важное место и в социологических теориях Эмиля Дюркгейма (1912) и Макса Вебера (1922), а также в значительной части ранней антропологии.

Вот вопрос, который оставили нам эти «предтечи»: действительно ли «нуминозные» или «надличностные» переживания отражают специфически человеческое развитие аспекта нашей символической самосоотносительной способности, или даже саму ее суть, как утверждал бы Юнг? Или же прав Фрейд, и наша явно культурно инвариантная склонность к такого рода опыту, напротив, демонстрирует «примитивный» модус мышления, возможно,
даже остатки младенческого «океанического» чувства, которое составляет основу примитивного нарциссизма? Говорят ли нам эти состояния что-либо о наиболее полной способности символического ума к синтезу или же, напротив, являются признаком встроенной тенденции к распаду и упрощению, возможно, проистекающей из самой нашей когнитивной сложности и чрезмерных требований, которые она предъявляет к нам, как к биологическому виду.

Хайдеггер в своем труде «Бытие и время» (1927) утверждает, что наша способность к переживанию чувства трансцендентного основывается на нашей уникально человеческой форме восприятия времени — того измерения человеческой жизни, которое постоянно ведет вперед, в открытость и неизвестность. Наша способность напрямую ощущать эту открытость как таковую является непосредственной предпосылкой осознания Бытия. Переживание Бытия — это ощущение открытости, которое лежит в основе любого религиозного опыта и которое пытаются концептуально очерчивать религиозные мифологии. Эта способность человека к удивлению и благоговению перед тем, что он и мир вообще есть, невозможна в «замкнутых» мирах низших животных.
Сама идея социальной науки требует рассмотрения таких вопросов о природе религиозного опыта и традиционной духовности на этом новом уровне дискурса, где «переживания» считаются полноправными «фактами». Трудность состоит в том, чтобы наметить линию исследования, которая будет избегать ложного редукционизма, попросту отмахивающегося от тех наших аспектов, которые не согласуются с нашими современными представлениями о себе с точки зрения рациональности и контроля, занимающими столь важное место в сегодняшней когнитивной науке. В то же время оно должно избегать и противоположной крайности «сверхверы» (James, 1902),
при которой большая часть сегодняшней гуманистической и трансперсональной психологии перестает быть наукой о человеке и сползает к новому собственному мистицизму.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 20-01, 00:05 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Сознание и физическая метафора

Уильям Джемс (1912) говорит о том, что систему (разум) нельзя описать только одной метафорой — даже столь явно сильной и подходящей, как поток. В медитативных традициях существует собственный вариант непредставимости сознания как чего-то независимого от мира. «Сознание не обладает собственной независимой природой» — говорит один из основателей традиции дзен Сото. Сознание кажется похожим на эластичную, бесконечно податливую и прозрачную среду, которая мгновенно и без видимого остатка принимает форму любой руки, которая хочет ее «ухватить». Чем больше мы пытаемся концептуально зафиксировать сознание, тем яснее видим каждую морщинку на каждом суставе, снова упуская всеобъемлющую природу самой среды. Будучи самосоотнесенными существами, мы не можем встать снаружи этого процесса, ибо все, что мы открываем, должно быть также потенциальной метафорой для среды, через которую это нам предстает.
Сознание и мир неразделимы. Если сознание всегда конструируется из открытого, неформализуемого набора метафор, то оно не может иметь никакой собственной природы. В таком случае, сознание как таковое становится своего рода проективной иллюзией, и наше само-осознание должно ускользать в странно абсолютный релятивизм. Однако разве некоторые метафоры — такие, как течение из неизвестного источника, свечение или сияние — не являются в каком-то смысле привилегированными? Действительно, это те самые метафоры, которые, судя по всему, порождают и формируют само-осознание в высших состояниях медитации. Эти метафоры используют паттерны природы, которые достаточно динамичны и системны, чтобы отражать что-то из нашего собственного ощущения открытости сознания и самости. Если это так, то определенные аспекты мира будут привилегированными для само-описания сознания, бесконечная податливость которого становится в большей степени делом функции и в меньшей — действительной структуры. Вода тоже повсеместно течет сквозь все формы, но она не лишена из-за этого собственной индивидуальности.

Вокруг сознания

Людвиг Виттгенштейн (1953) считал обыденный язык максимально сложным выражением человеческого ума, а все логические и научные системы — упрощенными формализациями, абстрагированными из его многочисленных перекрывающихся частей.
Даже самое обычное взаимоотношение может подводить нас к той «отрицательной способности», которая представляет собой способность высоко творческих людей чувствовать, что они чего-то не знают, и все равно оставаться открытыми к тому, чего они не знают, а не к тому, что они знают.
Наше сознание приходит к нам полностью структурированным как внутренняя беседа. Мы можем отвлекаться от любых содержаний социальности, но не от ее формы. Вместо того чтобы быть «внутренним вместилищем», в которое не могут заглянуть другие, сознание диалогично — хотя диалог не обязательно должен быть словесным, а может основываться на зрительно-кинестетических образах.

осведомленность моего сознания неизбежно, хотя и незначительно, замедляет тот факт, что оно является «осознанием» чего-то, что «я» увидел, сделал или почувствовал. эти многочисленные «объективные "я"» представляют собой само-соотносительные попытки увидеть, в конечном счете, неопределимое «субъективное "я"». Существует нечто, к чему относится каждый момент осознания. сознание с необходимостью указывает на нечто отличное от его непосредственной самости. Сходным образом, …говорит об указательном пальце, который может указывать на что угодно, кроме себя самого.
Что-либо вроде эмпирически определимого типа непосредственного сознания может проявляться только когда мы отвлекаемся от прагматической вовлеченности и целенаправленно формируем, либо непроизвольно принимаем, отстраненную позицию. При сосредоточении на нем оно начинает претерпевать определенные характерные преобразования. В конце концов, именно с этим связана так называемая «интуитивная» медитация, или «медитация внимательности», в которой намеренно подавляют функциональное вербальное мышление для того, чтобы свидетельствовать развертывание «моментов ума», которые постепенно начинают приближаться к свойствам классического мистического опыта (Goleman, 1972; Deikman, 1982). Менее известно, что техники классической интроспекции, на основе попыток подавления «стимульной» ошибки, или ошибки «называния», и формирования установки чистого наблюдения, вызывали преобразования сознания, которые очень похожи на те, что наблюдаются при использовании низких доз психоделических препаратов или на ранних стадиях медитации. Точные протоколы этих ранних интроспекционистских исследований показывают взгляду современного исследования множество случаев спонтанного опыта дереализации, деперсонализации, физиогномических преобразований восприятия, синестезий, изменений ощущения положения в пространстве и времени, и трансоподобных состояний поглощенности.
Сходным образом, модель гипноза Эриксона предполагает, что гипнотизер вызывает у испытуемого рефлексивное оборачивание назад на его собственные текущие состояния сознания. Это аналогично классической интроспекции и медитации — с той разницей, что явно формулируемое ролевое отношение испытуемого с гипнотизером делает диалогическую основу самоосознания более очевидной и позволяет ее более непосредственно использовать.

Прямо комментируя те характеристики непосредственного состояния испытуемого, к которым обычно бывает только доступ от первого лица, причем неполный — «вам хочется спать», «вы чувствуете покалывание и легкость в левой руке» — гипнотизер приглашает испытуемого принять необычно отстраненную точку зрения на собственную текущую чувствительность. В то же время, привлекая внимание к такому осознанию, а затем предвосхищая и, наконец, направляя его, гипнотизер делает необычный шаг, входя в роль чувствительности от первого лица другого человека и тем самым обращаясь к текущему опыту испытуемого как бы «изнутри». Именно эта позиция восприимчивого свидетельствования представляет собой общую черту гипноза, медитации, классической интроспекции и спонтанных изменений сознания. В результате создается ощущение, что опыт человека — не «его» опыт в обычном смысле и что он выглядит навязываемым «извне».
это внезапное ощущение осознания как чего-то безличного и навязываемого должно оказываться следствием диалогического объяснения человеческого сознания. Чем более наблюдающим и беспристрастным становится человек в реальной беседе, тем в больше степени его собеседник оказывается вынужденным показывать и раскрывать себя. Что-то вроде этого, по-видимому, происходит внутренне в гипнозе и медитации. Как будто человек вступает в ролевое отношение наблюдателя с непосредственным осознанием как таковым. Это поистине микроскоп для обычно не осознаваемых когнитивных процессов, равно как и самостоятельный путь эмпирического развития.

«Я» невозможно охарактеризовать иначе, как поток самого сознания.
Где в поведении появляется «я» в противовес «объективному "я"»?.. У нас может быть лучшая самость и худшая самость, но это опять не «я»... поскольку они обе — самости. Мы одобряем одну и не одобряем другую, но когда мы выносим на обсуждение ту или другую, они подлежат такому одобрению как «объективные "я"». «Я» не выходит на сцену; мы говорим сами с собой, но не видим сами себя... «Я» этого момента присутствует в «объективном "я"» следующего момента. Я снова не могу обернуться назад достаточно быстро, чтобы ухватить себя. Постольку, поскольку я помню, что я говорил, «я» становится «объективным "я"». Однако «я» можно приписать некоторое функциональное отношение. Именно из-за «я» мы можем говорить, что никогда полностью не осознаем, кто мы есть, и удивляемся своим собственным поступкам.

… предлагает воплощенный вариант знаменитой математической теоремы Курта Гёделя . Невозможно окончательно доказать, что любая система, ссылающаяся на саму себя, в том числе фундаментальная математика, а также человеческая личность, является либо полной, либо непротиворечивой. Подобная система будет самосоотносительно видоизменять себя таким образом, который невозможно предсказать на основе ее нынешнего состояния. Такие результирующие самопорождаемые реорганизации также хорошо согласуются с идеями о том, что человеческая символическая способность основывается на «оборачивании назад» на перцептуальные схемы и на их реорганизации. Подобного рода «оборачивание назад» на восприятие должно вести к его спонтанной реорганизации, вводящей ту новизну, которую многие считают внутренне присущей человеческому разуму.

Тут мы приходим к когнитивной основе сформулированного психоаналитиком Жаком Лаканом (1973) понятия «вычеркивания субъекта», внутренне присущего человеческому опыту, а также идеи Юнга (1951) о непознаваемости Самости, которую никогда нельзя охватить целиком, а можно только ходить вокруг да около.
В то же время между Юнгом и Лаканом существует огромная разница. «Вычеркивание», о котором говорит Лакан, является абсолютным. «Я» не может быть «вписано», и лишь язык и его «принцип реальности» способны вести нас в мир, мимо этого нарциссического обмана. Все «внутренние», использующие воображение, или метафорические техники, которые пытаются отражать «я», должны порождать иллюзию: как если бы одна точка на маховике думала, что она каким-то образом может догнать другую точку на его поверхности. С другой стороны, Юнг (1944, 1951), подобно традиции тибетского буддизма с ее образами света и открытого пространства (Tarthang Tulku, 1977), постулирует основанное на метафорах хождение вокруг «я» с использованием образов, имеющих определенную структуру и связанных с физическим миром. Эти метафорические структуры «поддерживают» и «вмещают в себя» нашу ощущаемую открытость во многом так же, как опыт младенца поддерживается сопереживающей материнской фигурой. Это позволяет нашей спонтанной природе выходить вперед, быть поддерживаемой и отражаться назад, чтобы быть познанной.
Так что же такое сознание — обман, который следует отвергать, или же основанный на метафорах процесс подлинного самоосознания?

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 20-01, 00:06 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Некоторые философские оговорки в отношении понятия сознания: Виттгенштейн и Хайдеггер

Наше традиционное понятие сознания становится символом глубокой исторической ошибки или даже культурной патологии. Мы не можем идти дальше в данном обсуждении, не рассмотрев их совместного отрицания любой особой «сферы» сознания, как чего-то отдельного от мира, в котором оно находится, который оно разделяет и познаёт. В ходе нашего исследования мы обнаружим, что для такого отрицания есть веские основания.
... Они могут быть связаны с усилением объединяющего аспекта опыта — как в ощущении бытия, присутствия или опыта «Я есть», которые описаны в медитативных традициях и отчетах о «пиковых переживаниях» (Maslow).
Хайдеггер в своем труде «Бытие и время» (1927) стремится ослабить традиционную дихотомию субъекта и объекта, с точки зрения которой мы все приучены думать. Приходится опасаться, что наши современные психологические и философские понятия сознания представляют собой не просто результат концептуальной путаницы, как считал Виттгенштейн, а признаки реальной клинической патологии. Мы невольно лелеем повальный нарциссизм и личную изоляцию в самой основе своего мышления о нашей собственной природе и ее потенциальных возможностях.

2
ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ СПОСОБНОСТЬ И СОЗНАНИЕ

когнитивные психологи и нейропсихологи теперь понимают сознание как формальную систему или способность, связанную с управлением, выбором и синтезом неосознаваемых процессов.
.. Действительно, значительная часть современной когнитивной науки, возможно, невольно вернулась к воззрению на сознание как на что-то обладающее во многом теми же характеристиками, которые мы приписываем хроническим шизофреникам. А именно, что оно является частным и изолированным, полностью заблуждающимся в отношении самого себя.
Тот взгляд, что сознание представляет собой нечто по самой свое природе личное, даже невыразимое представляется сомнительным как на теоретических, так и на эмпирических основаниях.

Хотя «вхождение в роль другого» по отношению к себе явно представляет собой символическое построение, и потому с необходимостью является частичным и неполным, это не обязательно означает, что оно не имеет никакой функции. ...Следовательно, справедливый отказ от любой предполагаемой непогрешимости доступа к опыту от первого лица вовсе не доказывает его бесполезности — в практике или в теории. Хотя весь опыт приходит к нам в рамках культурной традиции, межкультурные аналогии в галлюцинаторных геометрических узорах (образах мандалы, подмеченных Юнгом), воображаемых внетелесных состояниях и переживаниях «белого света» у адептов медитации показывают, что в основе таких невербальных состояний лежит общая структура. Такие состояния можно правдоподобно интерпретировать как проявления «глубинной структуры» того типа ума, который непосредственно повторно использует и реорганизует структуры восприятия. ...Пределы вербального и образного самоосознания могут не совпадать.

Уильям Джемс (1902) предполагал, что классический мистический опыт можно рассматривать как особенно усиленный и обостренный ощущаемый смысл (если использовать более современную терминологию). Не относясь ни к чему конкретному, он воспринимается как относящийся ко всему.

Часть III Феноменология сознания
6 УИЛЬЯМ ДЖЕМС И ПОТОК СОЗНАНИЯ: МЕТАФОРА СНАРУЖИ, ЗЕРКАЛО ВНУТРИ

Уильям Джемс в главе под названием «Поток мышления» в книге «Принципы психологии» (1890) первым из западных мыслителей и ученых обратился к обычному переживаемому сознанию как самостоятельному эмпирическому феномену. При этом он также коснулся взаимоотношения между сознанием и физической реальностью, и кое-что из его подхода мы до сих пор еще полностью не усвоили. Работа Джемса повлияла на последующие школы мысли, которые принято считать противоположными — в психологии это функционализм и бихевиоризм, равно как и традиция гештальта; в философии — Виттгенштейн, но также Гуссерль, Хайдеггер. нам понадобится обратиться к его феноменологии осознания как «течения», чтобы рассмотреть ее как метафору, а также как физическую и неврологическую реальность. Джемс во многих отношениях был одним из первых современных мыслителей. Бор упоминал, что для него работы Джемса были предвестниками принципов дополнительности и неопределенности в квантовой физике.
...Уильям Джемс интерпретирует непрерывный поток с точки зрения его мгновенных капель или пульсаций. Он говорит, что наш опыт приходит к нам по каплям — как и само время. В то же время капли, которые, по словам Джемса, вытекают из горлышка бутылки целиком или не вытекают вовсе, также сливаются в бутылке в единую текучую среду, в которой нет и следа ее импульсоподобного проявления.

Джемс утверждает, что каждый импульс или момент осознания заключает в себе то же переходное течение: «Конкретные импульсы опыта оказываются не заключенными в такие определенные пределы, какими ограничены у нас их концептуальные заменители. Любое конкретно взятое мельчайшее состояние сознания выходит за пределы своего собственного определения» .. наше самосоотносительное сознание предстает одновременно мгновенным и непрерывным — импульсы внутри волны, волны внутри импульсов. И снова Джемс здесь предвосхищает более позднее физическое понимание света как частиц и волн.

Поток сознания как само-преобразующий диалог

Несколько особенностей, приписываемых Джемсом текущему потоку сознания, могут показаться противоречащими друг другу: поток субъективно воспринимается как навязываемый извне и непроизвольный, и в то же время всегда ощущается как личный и «мой». Он постоянно меняется и преобразуется, но ощущается как непрерывный.
Джемс начинает свой анализ в «Принципах психологии» с обращения внимания на то, что сознание, будучи замечено как таковое, просто «продолжается» независимо от нашей собственной воли. Он говорит, что с точки зрения описания было бы правильнее говорить «мне думается» или «сейчас у меня имеет место чувство», наподобие того, как мы говорим «идет дождь»; такая точка зрения несомненно, знакома всем ученым и художникам, которым кажется, что их лучшие идеи приходят к ним как бы извне. В то же время каждый момент потока кажется «моим», причем в основе нашего чувства личного присутствия лежит ощущение «происходящего здесь». Однако любое подразумеваемое этим противоречие разрешается, когда в следующей главе, «Сознание Самости», Джемс указывает, что в непосредственном сознании нет никакого феноменального «я». Как следует из дальнейшей разработки этой идеи, само сознание — это лишь возможный источник любого спонтанно зарождающегося «я». Каждый из его последовательных моментов развертывается в форме диалога «я—ты», который имеет большее отношение к множественной личности и ее начальным нормативным корням, чем к нашему, в большей степени относящемуся к здравому смыслу, понятию центральной самости: «Именно эта привычка начального мышления немедленно подхватывать угасающую мысль и «признавать ее своей» составляет основу присвоения большинства более отдаленных составляющих самости.» Сталкиваясь с этой странной безличностью нашего текущего личного осознания, там, где индуизм постулировал трансцендентную самость (Атман), а буддизм — отсутствие самости, Джемс выбирает второй вариант, согласно которому «я» — это не что иное, как сам непрерывный поток.

Здесь Джемс привлекает внимание к тому, что я ранее назвал диалогической организацией человеческого сознания. Сознание ощущается как бы навязываемым «другим» именно потому, что для того чтобы наблюдать его как самостоятельную эмпирическую реальность, мы должны входить в роль по отношению к нему. Как в любой беседе, где мы решаем оставаться спокойными и наблюдающими — или медитативно и эстетически «открытыми», — тот, кто вступает с нами в диалог, в результате должен брать на себя активную роль и все больше и больше показывать нам себя. При медитации и систематической интроспекции в роли «другого» выступают самые глубинные и самые скрытые уровни нашего собственного ума.
Если говорить о более непосредственно доступном уровне обычных грез и фантазий, оказывается, что многие оригинальные мысли — бесспорно «мои», коль скоро они поняты — сперва были подсказаны на этом уровне каким-то воображаемым собеседником. Именно этот принцип был в явном виде развит в методе «активного воображения», который занимает центральное место в терапевтической технике Юнга, основанной на преднамеренных воображаемых диалогах с персонажами фантазий.
Наше непосредственное сознание просто приходит к нам законченным и как бы извне. Теперь мы говорим, что «другой», таким образом обращающийся к нам с нашей собственной разумностью, — это «мозг» или «бессознательное». Мы упускаем из виду эмпирическую феноменологию текущей диалогической структуры, которая дается нам как непосредственная форма нашего опыта, и которая в равной мере позволяла другим культурам считать «агентом» сознания сердце, дух или божество. И древние, и современные перескоки к объяснению, в действительности затеняли эту Диалогическую организацию, которая сама требует определенного объяснения.
...Фрейд (1933) даже высказывал предположение, что параноидальная мания, когда человеку кажется, что за ним постоянно наблюдают, отражает точное интроспективное или «эндопсихическое» осознание само-наблюдательной основы сверхэго.

Мы переходим к утверждению Джемса, что сознание всегда меняется, никогда не образуя дважды в точности того же течения, и в то же время является ощутимо непрерывным, без каких-либо подлинных разделов. Это было основой его метафоры потока. Текущая вода, а в сущности и воздушные потоки постоянно меняют свое течение, бесконечно повторяя одни и те же водовороты и завихрения. Таким образом, Джемс может подчеркивать как постоянную изменчивость нашего осознания, так и его тенденцию соединять и заполнять любое начинающееся разделение — от зрительного слепого пятна до автоматического соединения вечера перед сном с утром после пробуждения. Сознание, которому свойственно ссылаться на само себя, диалогическое во всех своих проявлениях, будет немедленно изменяться в результате самоанализа в предыдущий момент — что представляет собой интроспективный вариант математической неполноты в теореме Гёделя и описанного Мидом самопреобразующего диалога между субъективным и объективным «я».
Кен Уилбер (Око духа) полагает, что точка зрения «первого лица» относится к тому, с чем субъект осознания («самость») отождествляется в данный момент, тогда как с точки зрения «третьего лица» воспринимается то, с чем она отождествлялся на предыдущих этапах развития.

...Соответственно, Джемс (1912), в манере, напоминающей как Хайдеггера, так и буддистскую медитацию (глава 11) описывает «чистый опыт» как ощущение «того», предшествующее осознанию любого конкретного «что». «Объектом» опыта в этих состояниях оказывается непосредственное восприятие бытия. «Чистый опыт» в этом смысле хорошо иллюстрирует более раннее описание Джемсом опыта пациента, приходящего в себя после наркоза: «Во время наркоза имеет место абсолютное психическое уничтожение, отсутствие всякого сознания; затем, начиная приходить в себя, человек в определенный момент испытывает смутное, беспредельное, бесконечное чувство — ощущение существования вообще, меж малейших следов различия между "мной" и "не мной"».

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 13-02, 05:15 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Поток как метафора — поток как реальность
Неразделимость сознания и мира в поздних работах Джемса

В 1904 году Джемс написал эссе под названием «Существует ли сознание?» . После многих лет борьбы с этой проблемой он отвечал: «нет» — по крайней мере не в качестве самостоятельной сущности с любыми уникально определяющими ее характеристиками, которые отделимы от того, чье это сознание, о чем оно и для чего. Между сознанием и миром нет никакой неустранимой двойственности. Скорее, они представляют собой разные организации одной и той же фундаментальной основы, или «сущности» — точка зрения, в высшей степени созвучная буддизму. По его словам, контраст между ними подобен противоположности между краской на палитре и краской, нанесенной на холст. Или, подобно тому как точка может одновременно присутствовать на двух линиях там, где они пересекаются, «суть» нашего бытия представляет собой точку пересечения субъективного ряда, исходящего из нашего телесного «здесь» и объективного ряда внешних фактов. Комната, в которой мы находимся, может быть и фактом сознания, и фактом мира, в зависимости от того, как мы ее «берем».

Значит вопрос, который оставляет нам Джемс, состоит в том, как мы теперь должны «брать» его эмпирические описания сознания. Является ли оно непрерывным течением или пульсацией от момента к моменту? Стал ли «поток» во всех его аспектах всего лишь одной из многих физических метафор, которые в равной степени способны разъяснять наш опыт? Физический мир предлагает великое множество таких метафорических зеркал, так что знаменитая глава Джемса могла бы с тем же успехом называться «Ветры сознания», «Огонь сознания», «Алмазные мысли» и так далее. Сделало бы это все наше самопознание, в той степени, в какой оно должно основываться на природной метафоре, относительным и произвольным? Или, возможно, в потоке, по сравнению с другими метафорами, есть нечто такое, что не является произвольным, а отражает действительную организацию восприятия, соответствующую движущемуся физическому окружению. ... Если это так, то «поток» Джемса оказывается как самосоотносительной метафорой, так и зеркалом физической реальности, ближе всего соприкасающейся с миром жизни.

Метафора

Вико (Vico, 1744), вероятно, первым указал на видимую необходимость использования форм физической природы в качестве метафор для описания нашего собственного опыта. ... Как указывали и Леви-Стросс и Юнг, это представляет анимизм туземных мифологий в совершенно ином и не примитивном свете. Они становятся систематическими организациями метафорического самосоотнесения, ключ к которому мы, вполне возможно, утратили. Облака, огонь в очаге и несущиеся горные потоки всегда были источником зачарованной сосредоточенности, в котором мы как будто находим самих себя. Это экстериоризированный вариант игры образов, отражающей наш текущий опыт в чувственно-образных структурах. Трудно представить себе, как можно было бы понимать когнитивные процессы, связанные с подобным метафорическим самосоотнесением, если не в качестве межмодального зрительно-кинестетического синтеза. То, что видится снаружи, резонирует с абстракно-выразительным кинестезисом внутри.
...Тут становится более понятным и увлечение Юнга алхимией.Многие алхимики сами понимали процессы растворения, сублимации и смешения ртути и серы как химические аналогии воды и огня, а получающиеся в результате расширения, течения и застывания разнообразные формы — как духовное и медитативное предприятие личного преобразования. Для некоторых обретение философского камня не только требовало соответствующего очищения души алхимика, но в действительности рассматривалось как попытка воссоздания Антропоса — первоначального человеческого состояния до грехопадения Адама и Евы.
По мнению Юнга и Джеймса Хиллмана, в этих операциях алхимика, по контрасту с нашим более концептуальным и отвлеченным психологическим языком, есть образная точность психологического описания. Юнг утверждал, что алхимия была в той же мере зарождающейся системой психологии, как и прото-химией.
Это делает понятным главный символ алхимического процесса — образ Уробороса в виде змеи, пожирающей саму себя; это яркое изображение преобразующего самосоотнесения сознания, достигаемого в качестве самоцели.
Кроме того, алхимия не случайно была предшественником сегодняшнего интереса к нелинейной динамике. Алхимиков, как и некоторых современных исследователей теории хаоса, интересовало то, каким образом паттерны или константы формы, встречающиеся повсюду в природе, могут «самоорганизовываться» из пересекающихся потоков динамической турбулентности. Мы могли бы сказать, что теория хаоса, наряду с родственными исследованиями самоорганизации форм, представляет собой прямое историческое продолжение этих более ранних алхимических занятий. ...С точки зрения нелинейной динамики, алхимики были правы, утверждая, что они «присутствовали при творении». В этом смысле, их описания и образы привлекают внимание к эмерджентной самоорганизации тех же констант формы на всех уровнях физической реальности, которые в наше время снова стали объектом глубокого интереса.
… Спирали, извилины, симметрично расходящиеся взрывы и ветвления составляют саму «вещественную основу» физического мира, нервных связей и «внутреннего» восприятия.

Из утверждения авторов: «хаос обеспечивает... детерминистическое состояние "я не знаю", в котором могут порождаться новые паттерны активности» можно сделать вывод, что нелинейная динамика вовлечена в приспособление организма к горизонтальной открытости.
Сходным образом, на уровне электрической активности новой коры при символической познавательной деятельности оказывается, что альфа-тета-ритм на энцефалограмме также организован в терминах хаотического аттрактора. Разумеется, именно эти альфа-тета-ритмы усиливаются и распространяются на всю новую кору при медитативном поощрении открытости. … Следовательно, то, что мы могли бы назвать настройкой на открытость (горизонтальную и символическую), и что медитативные традиции называют «чистым сознанием», должно быть фоновым состоянием, лежащим в основе все более дифференцированных организаций деятельности новой коры.

Суда по всему, то, что впервые появляется у Джемса в качестве «метафоры», теперь обнаруживается на любом уровне анализа, имеющем отношение к организации опыта. Если можно говорить, что каждый вид строит свой собственный жизненный мир, то он должен это делать посредством тех же самых организационных принципов, которые также формируют его наиболее непосредственное физическое окружение.

Архетипы опыта: метафора или мир?

Эти многочисленные соответствия между сознанием и миром тесно связаны с тем, что Юнг, основываясь на своем интересе к тем же процессам турбулентного течения в алхимии, называл «психоидной» природой архетипа. Это относится к его идее о том, что организационные принципы ума и физической вселенной в конечном счете тождественны — что архетипы опыта, столь заметные в мифологии и презентативных состояниях, также находятся во «внешнем» мире. Эта точка зрения позволила Юнгу в его поздних работах обходить стороной более сомнительную гипотезу «коллективного бессознательного», которое каким-то образом содержит память дочеловеческого и эволюционного прошлого. Эта точка зрения позволила Юнгу в его поздних работах обходить стороной более сомнительную гипотезу «коллективного бессознательного», которое каким-то образом содержит память дочеловеческого и эволюционного прошлого. Вместо этого поздний Юнг и Хиллман считают межкультурные аналогии в мифологии и самосоотносительной метафоре результатом физических явлений и процессов, общих для окружающей среды всех людей — воды, огня и воздуха.
...Путешествие героя всегда было в самой чистой и непосредственной форме доступно не эмбриологу, а любому ребенку, пускающему палочку по течению извилистого лесного потока и наблюдающему за ее драматическими приключениями! Динамика потока и его различных локальных участков делает с бесчувственной палочкой все то, что разыгрывается в различных структурализмах организмического поведения. Она то устремляется вперед, то поворачивает назад, кружится на месте и наконец оказывается попавшей в водоворот или лабиринт встречных течений, создаваемых камнями и берегами. Здесь ребенок из первых рук узнаёт все важное о роли гомеровских богов, когда вмешивается для того, чтобы выручать свою палочку и запускать ее снова и снова, или же наблюдает, как она неоднократно терпит неудачу и попадает в тупик.
Предлагает ли теория хаоса просто еще один случай в истории науки, когда исследование физической вселенной делает доступными новые потенциальные метафоры для сознания и ума? Или же развитие физической теории нелинейной динамики и, возможно, даже теории относительности и квантовой теории поля знаменуют по большей части бессознательный поворот в современной науке? Возможно, мы теперь всё больше занимаемся поисками именно тех уровней физической реальности, которые, по контрасту с ньютоновской механикой, действительно отражают качества разумности и нашего собственного, все более загадочного существования. «Благодаря наблюдению воды и воздуха непредубежденным взглядом, наш образ мышления становится... более подходящим для понимания живого. Это преобразование нашего образа мыслей... представляет собой решающий шаг, который необходимо сделать сегодня».
Возможно, мы сейчас совместно ищем те структуры, которые будут отражать и вмещать наше бурное и все более изолированное «сознание», чтобы оно могло найти свое подлинное место в мире. Если мы — как считали, в частности, Хайдеггер и Юнг — на самом фундаментальном уровне само-описания представляем собой Бытие, видящее само себя, то чем ближе наша наука подходит к динамическим организационным принципам физической вселенной, тем ближе мы должны походить и к сознанию как процессу непосредственного резонанса с этими же самыми принципами. «Поток сознания», о котором говорил Джемс, оказывается самосоотносительной метафорой, которая, не случайно, прямо доступна нам и в качестве самой непосредственной организации нашей физической реальности.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 27-03, 01:54 
Не в сети
Старейшина
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 11-11, 18:06
Сообщения: 6078
Откуда: Москва
Часть V
Надличностный опыт и рефлексивность человеческого существования

Убеждение, будто реальность познается или может быть познана, ошибочно, поскольку реальность не есть что-то поддающееся познанию. Реальность невозможно познавать по той же причине, по какой нельзя петь картофель; его можно выращивать, или собирать, или есть — но не петь. Реальностью необходимо «быть»... Вопрос состоит в том, как перейти от «познания» «феноменов» к «бытию» тем, что «реально».
В. Р. Байон. Трансформации

Свободное животное постоянно имеет за собой свою бренность, а перед собой — Бога, и когда оно движется, то движется в вечности, как текут родники.
Райнер Мария Рильке, цитируется в «Пармениде» Хайдеггера


КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ НАДЛИЧНОСТНЫХ СОСТОЯНИЙ

Однако у такого опыта есть другой, более «личный» полюс, который мы могли бы назвать чувством присутствия или «я есть». Это переживание человеком своего бытия «здесь и сейчас» очень близко к «пиковому переживанию» (Maslow) и «опыту потока». Все эти термины описывают особое чувство ощущаемой реальности и ясности, сопровождающееся чувством радостного возбуждения, свободы и облегчения. Это ощущение живого присутствия составляет цель медитативных традиций.
Есть убедительные свидетельства того, что наиболее непосредственное интроспективное переживание образа тела представляет собой пустое вместилище, причем кинестетические натяжения и давления от напряжения и расслабления мышц потенциально переживаются как жидкости, движущиеся внутри центральной полости тела. Подобного рода паттерны должны быть результатом синестетической трансляции между кинестетикой мышечного напряжения и соответствующими визуализируемыми паттернами течения, которые в норме подавляются нашим более функциональным образом того, как наше тело в действительности выглядит «снаружи».
Если человек очень спокойно сидит с закрытыми глазами и пытается прогонять все свои конкретные образы того, что он знает о теле и о том, как оно выглядит, то его непосредственный телесный опыт становится странно лабильным и неорганизованным. С радикально описательной точки зрения, мы заключены во внешнюю тактильно-кинестетическую оболочку, внутри которой мы «пусты». этот образ «вместилища» или внутренней пустоты прямо культивируется в некоторых медитативных практиках и в биоэнергетических терапиях Райха. Вдобавок к этим интроспективным наблюдениям пустотелости, и в тесной связи с ними, пациенты описывали галлюцинации внутренних сил и текучих субстанций, движущихся внутри тела. Временами встречаются удивительно похожие описания телесных ощущений, сопровождающих опыт «выхода из тела» и пробуждение кундалини в хатха-йоге. Подобные переживания пустоты с внутренним движением, судя по всему, составляют альтернативу обычному образу тела, во многом так же, как в случае неоднозначных переключающихся фигур в гештальт-психологии.

Состояния, ответственные за спонтанное ощущение легкости и удлинения тела или частей тела, также могут давать начало впечатлению легкой субстанции, проходящей через мышцы и испускаемой из тела; как будто от тела отделяется еще одна конечность или еще одно тело, сделанное из очень легкой субстанции. «Они вытягивают из моего тела еще одного человека. Я чувствую, что моя фигура покидает меня; не совсем моя фигура, но вторая фигура»... «Когда они вынимают это из меня, возникает быстрое ощущение наподобие толчка»... «Теперь, когда я откидывался на спинку кресла, казалось, что мое тело выскальзывает из меня. Не совсем мое тело, но еще одна фигура, подобная моей».

«Биоэнергетическая терапия» Вильгельма Райха основана на постепенном расслаблении или «снятии брони» хронически напряженных сегментов мышц, которые соответствуют классическим чакрам индийской йоги. Опыт снятия брони тоже связан с очень сходной феноменологией субъективных потоков и течений в образе тела. Они явно представляют переживания, сопутствующие кинестетическому ослаблению напряженных групп мышц. Из этого следует, что классические медитативные чакры или телесные центры должны быть синестетическими ощущаемыми смыслами, соединяющими эту же кинестетику с геометрическими константами формы.
Райх утверждал, что хронические психологические конфликты неотделимы от бессознательных сокращений семи главных мышечных областей, различающихся в зависимости от характера конфликта. Этими областями он считал глаза, рот, язык и горло, грудную клетку, диафрагму, живот и таз. Ослабление напряжения мышц в этих областях осуществлялось сверху вниз, начиная с головы, с помощью ряда техник, в число которых входили глубокий массаж и форсированное дыхание, типа того, что теперь использует Гроф для вызывания психоделических состояний. Расслабление мышечного напряжения в первых шести областях, в конечном счете, приводит к спонтанному высвобождению того, что Райх в своем раннем и очень буквальном варианте теории Фрейда называл «рефлексом оргазма». На самом деле феноменология этого диффузного двигательного высвобождения в описаниях Райха не только не носит специфически сексуального характера, но кажется идентичной спонтанному двигательному расслаблению и подергиваниям, возникающим при очень глубокой медитации.

Есть много указаний на то, что феномены, описанные Райхом а также наблюдающиеся при медитативной активации чакр, представляют собой не просто странные кинестетические ощущения, а синестетически воплощаемые ощущаемые смыслы, наподобие тех, что переживаются в методе «фокусирования» Гендлина, но более формальные и общие. Во-первых, высвобождение ощущений размягчения и течения в теле нередко блокируется пугающими чувствами растворения, разрушения или исчезновения — которые, по-видимому, представляют собой варианты ощущаемых смыслов, связанных с отказом от контроля и подчинением естественному ходу событий.
Более поздние обсуждения Райхом целей его терапии вполне согласуются с представлениями о «пиковых переживаниях» и самоактуализации, «опыте потока» и том, что А. Алмаас называет «присутствием».

Опыт чакр «тонкого тела» в медитации связан с целенаправленным развитием переживания «пустого тела» и направляемых воображением непосредственных переживаний энергетических потоков. В действительности, они представляют собой сложные синестезии. Активация чакр, расположенных в областях тела, включающих в себя описанные Райхом тактильно-кинестетические мышечные сегменты, также связана со специфическими образами цветов и геометрических фигур, физиогномически выразительными голосовыми звуками, или мантрами (ом, ах, хум, хри), а также с характерными жестами, или мудрами, выполняемыми руками, и спонтанным эмоциональным высвобождением, опять же похожим на то, что описывал Райх. Таким образом, мы имеем нечто вроде синестетических ощущаемых смыслов Гендлина, но развивающихся самостоятельно и независимо от конкретных обстоятельств, в соответствии с последовательностью, внутренне присущей образу тела, свидетельствуя в поддержку той точки зрения, что наше сознание полностью структурируется посредством презентативной метафоры.

Я буду более подробно разрабатывать эти сравнения на примере «алмазной» (ваджра) телесной практики тибетского буддизма, как одной из основных культурных систем, формализующих сложные синестезии как последовательности ощущаемого смысла. Что же касается межкультурных описаний внетелесного и околосмертного опыта, то в представлениях о тонком теле, существующих в разнообразных медитативных традициях — например, в тибетском буддизме, китайском даосизме и индийской йоге, — есть достаточно аналогий и различий, чтобы считать, что мы имеем дело с общим набором состояний и процессов, развертывающихся сходным, но культурно-специфичным образом.

_________________
Не важно, что написано. Важно, как понято.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 39 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4  След.

Часовой пояс: UTC + 3 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB